«Странный вопрос!» – ответят многие и процити-руют известную поговорку: собака – друг человека. А ведь поговорка эта, в сущности, ничего не выражает.
Моя бабушка любила говорить: «Во дворе ли, на цепи, собака – при деле. А в квартире зачем она? От нее шерсть, грязь». И когда нам пришлось съехаться, а бабушке – разделить жилплощадь с двумя ризеншнауцерами, для старушки чуть было не наступил конец света. Но не прошло и нескольких месяцев, как она начала всем объяснять, что наши собаки – самые умные, приводя этому совершенно неожиданные доказательства. То есть все поступки, совершенные ими (особенно по выцыганиванию лакомства), рассматривались бабушкой как доказательства их необыкновенных способностей. И когда старшая собака умерла (увы, век собачий короче человеческого), мы с бабушкой буквально осиротели... Как выяснилось, мы обе считали себя в присутствии этой собаки совершенно защищенными: я – в большей мере от опасностей реальных (скажем, нападения хулиганов, ограбления квартиры), а бабушка – от опасностей воображаемых (оставаться одной в квартире, где вдруг что-нибудь случится).
Однако далеко не все хотят заводить собак. Одни ссылаются на маленькую жилплощадь, другие на заня-тость – ведь с собакой надо гулять не меньше трех раз в день. Ни те, ни другие никогда не заведут четвероногого любимца. А те деревенские собаки, которые у них же «находятся при деле» – сидят на цепи или бегают по приусадебному участку, охраняя современный коттедж, – по сути, совершенно не нужны их владельцам. Их держат потому, что «так принято», потому что и у соседей собаки тоже имеются. Правда, и в городе собак иногда заводят из чувства «стадности». Но такие горе-владельцы совместного существования с четвероногими, как правило, долго не выдерживают.
Мы нисколько не хотим умалить практического значения собаки. Но все-таки... В первую очередь собака нужна человеку для другого. Об этом хорошо сказал австрийский биолог начала XX в. К. Лоренц: «Давайте... перестанем обманывать себя, говоря, что собака нужна нам для охраны нашего дома. Она действительно нужна нам, но не в качестве сторожевого пса... В течение нашей жизни, почти кинематографически быстрой, современный человек время от времени хочет почувствовать, что он пока еще остается самим собой. И ничто не дает ему столько приятного подтверждения этого, как семенящие сзади четыре ноги».
Рассмотрим те формальные поводы, по которым человек заводит собаку. Интересные исследования в этом направлении провел В.В. Гриценко. Он опросил с помощью анкет около ста владельцев собак и получил следующие результаты:
– для души – 65,7% людей;
– для охраны – 39,4%;
– как компаньона – 25,2%;
– в племенных целях – 17,1%;
– для детей – 16,1%;
– для других практических целей (например, про-водника слепых) – 1%.
Попробуем прокомментировать эти данные.
Что, например, означает «для души»? Очевидно, что люди, мечтающие о собаке «для души», не отметают человеческого общения, у них есть и друзья, и знакомые, но все-таки они нуждаются именно в «семенящих сзади четырех ногах».
Несмотря на способность собак охранять своего владельца, его дом и имущество, членов его семьи – порой даже ценой собственной жизни! – состоятельные бизнесмены, которым угрожает реальная опасность, обзаведутся скорее профессионально подготовленными телохранителями (что, впрочем, не всегда спасает их от столь же профессионально подготовленных киллеров). Разумеется, собака может «сработать» в случае неожиданного нападения хулиганов или грабителей: хорошо обученная действительно защитит, а просто крупная, грозного вида – отпугнет. Однако в надежной (но спокойной, а не агрессивной!) собаке в первую очередь нуждаются люди, не уверенные в себе, мучимые скорее иррациональными, чем реальными, страхами. То есть собака делает нас самих более уверенными в себе, а значит, помогает достичь большего жизненного успеха. А уж если сам хозяин бросился на защиту своего любимца – тут уж берегись любой злоумышленник! На Западе существует награда, которую получает владелец, вытащивший своего четвероного друга из безвыходной ситуации. В прессе, например, как-то промелькнуло сообщение, что водитель грузовика победил... четырех человек, напавших на его маленького беспородного песика. (Не ясно, правда, чем нападающим так досадил этот песик.)
Чем собака-компаньон отличается от собаки «для души»? В сущности, ничем. Может быть, уровнем дрессировки. Слово «компаньон» пришло к нам с Запада. Это не охотничья и не служебная собака в нашем понимании. Это тот самый друг человека, который помогает своему владельцу переживать стрессы современного мира, будучи обучен лишь самым общим навыкам послушания. Правда, «компаньонами» называют также поводырей слепых, собак для глухих или собак для реабилитации людей с ограниченными возможностями. Этих собак специально обучают массе необходимых владельцу приемов. Мы бы отнесли эту категорию собак к разряду служебных. Но как назвать, к примеру, ничему не обученную собаку, принадлежащую пожилому человеку, которая скрашивает своему вла-дельцу одиночество? Собакой «для души» или собакой-компаньоном? Существуют статистические выкладки, доказывающие, что люди, имеющие собак, живут дольше и меньше болеют, а больные переносят свои недуги легче и, уж по крайней мере, мужественнее: хоть болей, хоть не болей, а собаку выводить надо, как надо ходить и в магазин за продуктами для нее! Нам довелось слышать историю про одну старую женщину, которая сломала шейку бедра и которой врачи из-за ряда других «болячек» вообще гарантировали полную неподвижность до конца ее дней. Но они недоучли, что у женщины была маленькая собачка, поэтому женщина пролежала рекордно короткое время для ее болезни: как только она прослышала, что родственники поговаривают о том, что от собачки пора избавиться, она немедленно поднялась с постели и приступила к ежедневным прогулкам, от которых ей становилось все лучше и лучше!
В нашем обществе долго господствовало убежде-ние, что собака обязательно должна быть либо охот-ничьей, либо служебной, т.е. рабочей, а декоративных бездельники заводят исключительно «для забавы», и при этом не учитывалась эта самая функция – «для ду-ши». Потом это убеждение резко сменилось другим заблуждением, что на собаках можно разбогатеть. На-сколько это неверно, человек понимал, получив первый же помет щенков. Купив дорогую породистую собаку, потратив огромные деньги на ее обучение и участие в выставках, он наконец получал возможность иметь от нее щенков. Вязка и ветобслуживание родов «съедали» еще часть средств. И вот первый щенок продан! Ура! За треть той цены, на которую рассчитывал владелец... Пока ищется потенциальный покупатель на следующего щенка, остальные шесть (восемь, а то и одиннадцать!) бодро «съедают» вырученную сумму. Последних щенков владелец частенько предлагает даром и «в хорошие руки»... На Западе специалисты всегда говорили, что позволить себе разводить породистых животных может только очень обеспеченный человек. Для этого надо сначала разбогатеть, а потом уже заводить свой питомник и бороться за его репутацию и влияние своих производителей на породу в целом. Один-два производителя, кобель или сука, принадлежащие от-дельным владельцам, как бы хороши они ни были, «погоды» в породе, как правило, не сделают. Так что будущее профессионального собаководства – за хорошими питомниками. Но для их содержания необходим тот уровень благосостояния, которого мы еще не достигли. А собак-компаньонов и собак «для души» как заводили, так и будут заводить бескорыстные владельцы.

Основным критерием выбора являются внешний вид породы и ее данные. Точнее, не реальные данные, а «имидж породы». И конечно, собственный вкус. Одним нравятся, скажем, собаки короткошерстные, другим – мохнатые. Для чего предназначена данная порода, есть ли опыт в содержании животных, будет ли свободное время для занятий с собакой, позволят ли экономические возможности, семейное положение и квартирные условия держать ее? – все это часто отходит на второй план. Иногда собака вообще приобретается случайно. Пошел человек покупать корм для рыбок, увидел корзину с продающимися щенками, случайно взял в руки одного, тот лизнул его в нос, и... ах! Все, выбор сделан.
Так, у одной дамы сука ризеншнауцера родила восьмерых щенят. Когда им исполнилось полтора ме-сяца, она начала распродавать их. Процесс шел со скрипом. Сначала ушел один щенок, потом второй... Третьего дама вручила собственной матери и отправила ее продавать щенка на Птичий рынок. Мать – человек не просто с высшим образованием, а преподаватель вуза – безропотно погрузила щенка в сумку на колесиках и покатила по улице к автобусной остановке... (Дело в том, что двухмесячный ризененок весил уже прилично и долго продержать его на руках было невозможно.) Вечером мать вернулась... с двумя щенками. Один – свой собственный, непроданный, второй – трехцветный шелти. «Мы весь день простояли рядом с женщиной, которая продавала шелти, – объяснила мать. – Никто не купил у нее ни одного щенка. Я взяла одного на руки. Ну и... Правда очаровашка? И просила она совсем недорого...» Что оставалось сказать хозяйке щенков?! «Мама! У нас вместе с сукой семь ризеншнауцеров!!!» – «Но я с детства мечтала о шелти!» – с обидой возразила пожилая женщина и, прихватив нового щенка, удалилась в свою комнату...
Иногда люди заводят модную или престижную по-роду. Одни по простоте душевной выкладывают боль-шие деньги, надеясь, что те окупятся. Другие ищут что-то, чего они еще не видели. Вздымаются и падают волны увлечения питбулями, стаффами, ирландскими волкодавами... Популярность на них уменьшается не потому, что породы плохи, – представление о породах никогда не соответствовало реальности. Не все они оказались приспособлены к нашим условиям существования. Примерно на одном уровне остается спрос на кокер-спаниелей, пуделей, немецких овчарок. Первые – небольшие, с декоративной внешностью, обучаемые; вторые – эталон нашего представления о собаке вообще, легко дрессируемые; они неплохо вписываются в интерьер городской квартиры. «Раскручиваются» аборигенные породы. Вот тут-то и появляются подводные камни. Конечно, пластичная психика среднеазиатской овчарки позволяет ей приспособиться, в том числе и к обитанию в городской квартире. Но ведь эта собака создана для перемещения по большим пространствам вслед за отарой или для охраны приусадебного участка. И далеко не каждый хозяин – а особенно хозяин-новичок – может с ней справиться! А на приусадебном участке заводят ротвейлера, чья шерсть позволяет переносить далеко не каждую русскую зиму... На улице пытаются держать даже стаффов! Широко известен ужасный случай, когда один из двух стаффов, содержавшихся на улице, выжил, потому что имел возможность двигаться, а второй замерз насмерть, пока хозяева встречали Новый год. И это называется «любовь к со-бакам»?!
На собачьей площадке, выгуливая двух ризеншнау-церов, я регулярно встречала хозяина с палевой кавказской овчаркой. Мои ризенушки и овчарка ненавидели друг друга. Правда, хорошо выдрессированные ризены только косили на «врага» глазом и шли рядом, а невоспитанная кавказская овчарка бешено рвалась с поводка, крутилась на месте, хватала зубами поводок, а то и руки хозяина. Заняться ее дрессировкой этому человеку не приходило в голову, а какое он получал удовольствие от ее содержания, до сих пор осталось для меня за-гадкой...
В целом выходит, что мы заводим не собаку как та-ковую, а свою мечту. Насколько она совпадает с жиз-нью – другой вопрос, для ответа на который нам в первую очередь не хватает знаний. Очеловечивая собаку и не желая принять во внимание ее природные особенности, мы частенько оказываемся в тупике, из которого нет выхода. Пара человек – собака бывает иной раз весьма странной, вызывающей недоумение. И наоборот, как же хорошо, если они гармонируют! Они не только доставляют удовольствие друг другу, но и создают благожелательную атмосферу вокруг себя.

В первой главе мы увидели, как и для чего люди за-водят собак и с что может случиться, если они ошиба-ются в выборе породы, неправильно оценивая свои способности и возможности.
С какими же проблемами в первую очередь сталки-ваются владельцы собак?
Собака проявляет агрессию к хозяину, членам его семьи или другим людям.
Собака проявляет агрессию к другим собакам или другим домашним животным.
Собака портит вещи в квартире, роет норы в цвет-никах и грядках на приусадебном участке.
Собака убегает от хозяина во время прогулки.
Собака убегает из дома или с приусадебного участ-ка.
Собака подбирает пищу с земли.
Собака гоняется за движущимися объектами – ма-шинами, бегущими детьми, велосипедистами, лыжни-ками и т.д.
Собака постоянно лает или воет, оставаясь в квар-тире или на дворе одна.
Собака лает, визжит в подъезде и лифте, когда ее выводят погулять, или даже бросается на людей.
Собака пачкает, делая свои дела, где не надо.
Собака прыгает на человека, приветствуя его, и пачкает его своими лапами или играет с ним, хватая за одежду, вырывая из рук вещи.
Собака боится грома, выстрелов, салютов и фейер-верков, полностью отравляя хозяевам все праздники, особенно Новый год.
Собака поедает фекалии и с упоением катается на них или на какой-нибудь тухлятине.
Когда у нас болит голова, мы можем, конечно, при-нять анальгин. Но не худо бы выяснить, отчего она бо-лит. Оттого, что мы забыли проветрить помещение (тогда достаточно открыть форточку) или у нас начался грипп (тогда надо применить целый ряд лечебных мероприятий)?
В последние годы у нас издано достаточно много переводной литературы, в том числе и хорошей, ка-сающейся коррекции поведения собак. Однако в боль-шинстве своем это именно советы «принять анальгин» при головной боли.
Начнем с того, что все перечисленные выше про-блемы являются естественным поведением собаки. А мы, вместо того чтобы понять, о чем, собственно, идет речь, пытаемся подогнать поведение собаки под наши, человеческие требования. При незнании базовых основ поведения собаки ни о какой коррекции не может идти речи! Это что-то вроде желания похудеть, не ударив при этом пальцем, а всего лишь приняв какое-нибудь «чудодейственное» снадобье.
На Западе собак, как следует из большинства пере-водных книг, воспитывают так, чтобы они не проявляли агрессии. Ни к кому из людей. (Исключение делается для собак-телохранителей или «служащих» в армии или полиции, да и то не всегда.) Убегание от хозяина, поедание отбросов, «охота» за машинами не стоят на первом месте просто потому, что собак не принято спускать с поводка. У нас агрессия к «чужим» часто приветствуется, проблемой становится агрессия к хозяину или членам его семьи. Зато убегание вообще, погоня за движущимися объектами и риск отравиться чем-нибудь (улицы «у нас» более замусорены, чем «у них») – от протухших продуктов до крысиного яда – выходят на первый план. Поэтому в наших курсах общей дрессировки присутствовал навык «Отказ от корма, предлагаемого чужими лицами» и «Отказ от корма, разбросанного по земле». Ни в одном западном курсе такого навыка нет. Зато собаки на Западе чаще остаются одни, в то время как у нас существует институт бабушек и дедушек, живущих в одном доме с активно работающими взрослыми детьми; они присматривают как за внуками, так и за домашними животными. Поэтому собаки на Западе больше портят вещи в доме, копают приусадебный участок, испытывают дефицит в прогулках (их всего лишь возят в магазин за продуктами и обратно) и остро нуждаются в эмоциональном контакте. При его отсутствии «выдают» целый ряд невротических реакций, таких, какие даже придумать сложно! В одной из книг приведен следующий случай: собака из-за размолвки в своей «стае» – между супругами, ее хозяевами, – беспрестанно лизала... стены и ножки мебели.
В Дании собака не должна не только никого кусать, но даже лаять на почтальона. Почтальонам выдается государственная дотация на покупку лакомства для со-бак. У нас же всеми способами отучают собак брать пищу из чужих рук. Представляете, что будет, если владелец служебного пса увидит, как какой-то почтальон пытается «подкупить» его собаку?! Да он сам нападет на государственного служащего и покусает его! А в Дании – гуманной Дании! – собаку могут усыпить только за то, что она своим лаем мешает соседям…
Есть, правда, проблемы сходные: наши бабушки склонны перекармливать четвероногих любимцев точ-но так же, как и владельцы собак на Западе. Правда, причины тому разные. У представителей нашего стар-шего поколения все еще живы в памяти тяжелые воен-ные или послевоенные годы, когда еда значила очень многое. А для очень занятого владельца собаки, ска-жем, в Америке кормежка собаки иногда единственный способ общения с ней. Вспомните бездарную рекламу собачьих и кошачьих кормов на наших экранах! Накормил до отвала своего четвероного питомца – и дело с концом! Он тебе именно за это доверяет и за это тебя любит... Даже собаки каменного века, наевшись от пуза остатков мамонтятины, наверняка не остались бы довольными такой жизнью... Ведь собака – животное социальное. Как и мы. И им, и нам во все времена необходимо ощущение эмоционального контакта, включение друг друга в свою стаю. А полакомиться остатками мамонтятины приходили, наверное, и десятки других видов мелких хищников, как четвероногих, так и пер-натых, терпеливо дожидавшихся, пока человек покинет это место. Но они так и не стали домашними.

Собака – высокоорганизованное животное, обла-дающее сложным и многообразным поведением.
Поведение – это вся сумма взаимоотношений организма со средой. Причем степень сложности поведения зависит от степени сложности центральной нервной системы, которая сложилась в процессе эволюции.
Чтобы как-то ориентироваться в поведении живот-ных (в том числе и собак), рядом исследователей были выделены так называемые унитарные реакции, т.е. весь комплекс поведения был разделен на части, в ос-нове которых лежат те или иные мотивации, преобла-дающие на данный момент.
Мотивацией называется потребность организма в чем-либо. Проще говоря, мотивация – это механизм, который способствует удовлетворению потребностей: он соединяет память о каком-либо объекте (например, пище) с действием по удовлетворению этой потребности (поиском пищи). При этом формируется целенаправленное поведение, оно включает в себя три звена:
– поиск цели;
– взаимодействие с уже обнаруженной целью;
– покой после достижения цели.
Пример. Собака ищет пищу, поедает ее, придержи-вая лапами большие куски мяса или кости, затем, насытившись, успокаивается, т.е. желание есть на некоторое время перестает доминировать.
На эти три звена можно разложить любую унитар-ную реакцию.
Ежедневное общение с нашими четвероногими лю-бимцами, попытки понять их поступки, а тем более обучение собак потребуют от нас в той или иной мере знания теоретических положений физиологии, высшей нервной деятельности и этологии.
Дрессировка собак базируется на теоретических положениях физиологии высшей нервной деятельности и этологии. Прежде чем ею заняться, придется коснуться некоторых общих понятий.

Глава 3 МОГУЩЕСТВО ИНСТИНКТА

Все поведение животных основано на «трех китах»: инстинктах, или безусловных рефлексах, условных рефлексах и элементарной рассудочной деятельности.
Разберемся в том, что такое инстинкт.
Инстинкт – это сумма врожденных реакций орга-низма, возникающих в ответ на действие внутренних или внешних раздражителей. Проще говоря, инстинкт – опыт поколений, т.е. «память вида»; инстинкты даны животным от рождения. Иначе инстинкты называют безусловными рефлексами.
В свое время было очень модно задавать вопрос: «мудр» или «глуп» («слеп») инстинкт? Например, собака берет косточку, но если она сыта, то не ест, а закапывает в свой коврик. Или, перед тем как улечься спать, некоторое время крутится на месте, «приминая» несуществующую траву, и, в конце концов, плюхается на голый линолеум. С точки зрения здравого смысла эти действия бесполезны. Однако они инстинктивны, т.е. выполняются автоматически. Они закреплены в поведении бесчисленных поколений собак, живших до нашей конкретной домашней собаки. Если наша собака живет на улице, то лежать на реально примятой траве ей будет удобнее, как и ее дикому предку. Сам по себе инстинкт не может быть ни «мудр», ни «слеп». Он рассчитан на определенные условия среды. Это заведомо известный ответ на стандартную ситуацию.
Инстинкт имеет две основные особенности: стерео-типность действия и простую стимуляцию (вызвать действие того или другого инстинкта можно с помо-щью определенного стимула).
Например, у хищников, к которым относятся соба-ки, есть инстинкт преследования убегающей добычи, поэтому они бросаются в погоню за любым движущимся объектом. Самая добродушная собака может с лаем кинуться за убегающим ребенком. Отсюда правило: никогда не бежать от собаки. Объект, который перестает двигаться, перестает быть добычей.
В этологии есть понятие комплекс фиксированных действий (кфд). Это стандартная реакция на тот или иной стандартный раздражитель, который в этом слу-чае называется ключевым раздражителем или релизе-ром. В определенном возрасте в ответ на определенный раздражитель животное выдает строго определенную реакцию точно так же, как его родители, деды и прадеды, даже если с этим раздражителем данное животное встретилось впервые. Это часть сложного поведенческого комплекса, основанного на том или ином инстинкте. В приведенном выше примере – это сама реакция хищника на движение. Собака может не побежать, но хотя бы рванется вслед, проводит двигающийся объ-ект глазами.
В ходе эволюции происходит закрепление комплекса фиксированных действий и превращение его в социальный сигнал, понятный особям данного вида. Этот процесс называется ритуализацией. Результатом такой ритуализации служат все демонстративные позы у собак. К примеру, такая картина. Любой собачник не раз видел, как встречаются на прогулке два кобеля, силы которых на первый взгляд равны. Они подходят друг к другу на выпрямленных ногах, стянув уголки губ, задрав хвосты, уши и вздыбив шерсть на холке и по хребту, – это демонстративная поза угрозы. Потом обнюхивают друг у друга морды и анальные отверстия. Расходятся, метят, задрав заднюю лапу, какой-нибудь столбик и снова сходятся. Тот пес, который присядет на лапах в строгом соответствии с ритуалом, растянет губы в оскале и опустит хвост, признает себя ниже рангом без всякой драки, т.е. он примет позу подчинения. Драка часто возникает, если хозяева не дают собакам соблю-сти положенный ритуал.
Все инстинкты условно делятся на три группы: ви-тальные, зоосоциальные и инстинкты саморазвития. Витальные (жизнеобеспечивающие) обслуживают не-посредственные физиологические функции; к ним от-носятся инстинкты постоянства внутренней среды (го-меостаза), сна, бодрствования, а также пищевой, питьевой, оборонительный (например, собака отдергивает лапу при болевом ощущении) и т. д. Зоосоциальные инстинкты – это половой, родительский, территориальный, иерархический (доминирования или подчинения), эмоционального резонанса (если, например, собака видит, как в ее присутствии наказывают другую собаку, то она подходит к своему хозяину с поджатым хвостом). Инстинкты саморазвития – это исследовательский (играет огромную роль в умении приспосабливаться к изменениям окружающей среды), игровой, иммитационный (подражание другим особям), манипу-ляторской деятельности (у собак – игры с палками и всевозможными игрушками) и даже свободы.
Зоосоциальные инстинкты и инстинкты саморазви-тия – это та материальная база, на которой могла поя-виться элементарная рассудочная деятельность.

Условные рефлексы – это индивидуальная память животного; они вырабатываются в процессе онтогенеза, т.е. индивидуального развития, и носят приспособительный характер.
Обучение и инстинкт – два способа обеспечения животными набора адаптивных, т.е. приспособитель-ных, ответов на условия окружающей среды. В ходе обучения происходит отбор оптимальных реакций от-дельных индивидуумов на те условия, в которых они существуют.
Когда речь заходит об условных рефлексах, принято вспоминать опыты русского исследователя-физиолога И.П. Павлова. Отдадим дань традиции. И.П. Павлов, изучая работу пищеварительных желез собак, обратил внимание на то, что секреция этих желез начинается не только непосредственно на корм, но и на раздражители, ранее бывшие для собак индиф-ферентными, например, на звук шагов человека, который приносит корм. Павлов создал экс-периментальную модель для выяснения данной физиологической реакции: стал сочетать световой и звуковой раздражители с актом кормления и выяснил, что нужная реакция проявляется при сочетании индифферентного раздражителя (звонок) со значимым (пища). Исходя из уже известных в то время физиоло-гических законов – возбуждения и торможения, – Пав-лов сделал вывод, что в основе рефлекса лежит объединение в мозгу двух очагов возбуждения от индифферентного и значимого раздражителей: между ними образуется временная связь.
После Павлова наши познания в области условных рефлексов были значительно расширены и углублены многими другими исследователями.
Рассмотрим, какие формы обучения известны в на-стоящее время.
Привыкание – снижение реакции на стимул. Если реакция не подкрепляется, она угасает. Пример. Собака научилась садиться по команде и получать за это лакомство. Она начинает садиться перед хозяином просто так, выпрашивая лакомство. Если он его не дает, она перестает садиться «даром» и более четко связывает команду – выполнение – лакомство.
Классическое обучение – комплекс из условных рефлексов 1-го и 2-го порядка. То есть классический павловский рефлекс: основной стимул (еда) + добавочный стимул (звонок) = реакция слюноотделения.
Инструментальное, или оперантное, обучение – с помощью какого-либо положительного или отрица-тельного подкрепления. Животное выполняет что-либо случайно (или его заставляют сделать это механически), получает подкрепление, и после ряда повторов реакция закрепляется. Пример. Выработка команд – «сидеть», «лежать», «рядом», т.е. собаку механически укладывают (нажимают на холку, вытягивают передние лапы и т.д. и одновременно показывают зажатое в руке лакомство, держа его низко перед мордой). Укладка сопровождается дачей команды. После укладки собака получает лакомство, за которым тянется. Через какое-то время вырабатывается условный рефлекс – собака ложится по команде.
Латентное обучение – происходит в скрытой фор-ме, без видимого подкрепления. Пример. Собака исследует новую для нее территорию за счет исследовательского инстинкта. Явное подкрепление отсутствует – им служит сама новизна обстановки. Собака запоминает новые маршруты передвижения.
Инсайт-обучение, или «озарение», – животное для достижения цели соединяет две разные реакции на два разных стимула. Пример. Хорошо апортирующая собака может научиться открывать дверь, потянув ее за ручку. После достижения положительного результата (дверь открылась с первого раза) условный рефлекс вырабатывается мгновенно, без повторных попыток.
Инсайт-обучение бывает очень трудно отличить от элементарной рассудочной деятельности.
Очень интересно явление импринтинга – мгновен-ного запечатления в короткие по времени, чувствительные периоды. К импринтингу мы еще вернемся при описании периодов развития собак.
Обучение зависит от сенсорных возможностей жи-вотного, т.е. от имеющихся у него органов чувств. На-пример, у собак нет цветового зрения, поэтому их нельзя обучить различать цвета – они могут различать лишь интенсивность тона. Зато они слышат ультразвук и их можно научить прибегать на сигнал ультразвукового свистка.
Кроме того, на скорость и качество обучения влия-ют возраст
собаки, стимул и вид подкрепления. Молодая собака обучается лучше старой. Собаки с преобладающей пищевой реакцией дрессируются с помощью лакомства, а если преобладает игровое поведение, то в качестве подкрепления лучше использовать игру, например, за выполнение команды «рядом» дать потрепать апортировочный предмет.

Глава 5 РАССУДОЧНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ У ЖИ-ВОТНЫХ

Говорят, что академик И. П. Павлов, который был близко знаком с легендарным дрессировщиком В.Л. Дуровым, однажды рассердился на своих сотрудников: «Что вы заладили, как попугаи, – «рефлексы, рефлексы»?! А где же сообразительность и ум?!»
Как известно, мозг – это наиболее сложная природ-ная структура. Если человек в ходе эволюции овладел мышлением, то у животных должны присутствовать те или иные предпосылки к рассудочной деятельности. Ранее некоторые физиологи полагали, что сложные комбинации инстинктов и условных рефлексов и есть мышление. Однако данные многих экспериментов в эту схему не укладывались.
Доказано, что все позвоночные, от рыб до обезьян, обладают теми же видами памяти, что и человек: об-разной, эмоциональной, условно-рефлекторной, – кро-ме, вероятно, высшей формы – словесно-логической, которая, собственно говоря, и дает возможность абст-рактно мыслить.
О рассудочной деятельности животных ученые спорили в течение всего XX в. В 1930 г. К. Келлер высказал предположение, что критерием разумного поведения является способность животных решать задачи с учетом всей ситуации в целом. Ученик И. П. Павлова И.С. Бериташвили в 1947 г. писал, что у животных в мозгу образуются образы объектов в сочетании с их местоположением в пространстве.
Рассудочная деятельность отличается от обуче-ния тем, что животное, столкнувшись с новой для себя ситуацией, с первой попытки строит правильную модель поведения.
Важнейший вклад в изучение этого вопроса внес российский ученый, профессор Л. В. Крушинский. Он проводил свои эксперименты в Московском государственном университете в 70–80-х годах XX в. Он впервые ввел понятие «элементарная рассудочная деятельность», доказав, что животные обладают ею. За основу доказательств Крушинский принял способность животных к экстраполяции и умение оперировать размерами, объемом и формой фигур.
Экстраполяция, или «опережение», – способность животного проследить за движущимся объектом, вре-менно исчезнувшим из поля зрения, и построить как бы мысленную траекторию его движения.
На самом деле эта задача не так проста, как кажется на первый взгляд.
Во-первых, животное должно иметь «систему отсчета» – набор фиксированных точек (объектов), по отношению к которым движется тело, – и рассчитать траекторию его движения.
Во-вторых, догадываться, если можно так выразиться, о законе «неисчезаемости» материального тела, о том, что тело, выйдя из поля зрения, продолжает существовать.
Предпосылками к экстраполяции служит то, что у всех животных есть чувство времени и они умеют ори-ентироваться в пространстве. Выяснилось, что экстра-полировать могут животные, начиная с водяных чере-пах. Для рыб исчезнувшая приманка исчезает навсегда. Псовые – лисы, волки, собаки – лучше всех других животных решают задачи на экстраполяцию, уступая лишь обезьянам.
В экспериментах Л.В. Крушинского животные должны были сообразить, что объемная приманка мо-жет быть помещена в объемное же, а не плоское тело и может передвигаться вместе с ним.
В эволюционном плане элементарная рассудочная деятельность более молодое приспособление, чем обу-чаемость, и рассчитана на резкое изменение условий существования. Эволюция шла в таком направлении: новая ситуация – ответ на нее – элементарная рассу-дочная деятельность; повтор ситуации – условный рефлекс.
Еще одним интересным выводом из работ Крушин-ского было то, что, чем выше уровень рассудочной деятельности, тем больше риск получить невротическую реакцию, сходную с неврозами у людей. Самые распространенные формы подобных реакций: фобии – страх перед условиями эксперимента и как следствие отказ от решения задачи; двигательное возбуждение, переходящее, наоборот, в запредельное торможение.
По Крушинскому, оказалось, что самые сообрази-тельные животные более других склонны к невротиче-ским реакциям. И об этом следует помнить, ставя перед собакой ту или иную задачу.
И при элементарной рассудочной деятельности, и при инсайте – «озарении» – возникает эффект мгновенного решения сложной задачи, с которой животное встретилось впервые. Решение основано на обобщении предыдущего опыта и использовании имевшихся навыков в нестандартной комбинации.
Разница между элементарной рассудочной деятель-ностью и инсайтом, вероятно, заключается в том, что в первом случае ситуация возникает однократно, живот-ные решают ее однократно и у них не вырабатывается условного рефлекса, а при втором условный рефлекс вырабатывается с первого раза и при возможном повторении ситуации сохраняется.
Граница между инсайт-обучением и элементарной рассудочной деятельностью очень тонка, и современ-ные авторы предпочитают относить оба эти явления к так называемому когнитивному поведению.
А теперь несколько примеров из личной практики. Моя самая первая ризенушка научилась открывать двери, дергая их за ручки. Бабушка готовила на кухне пироги, оттуда так аппетитно пахло, а дверь, как назло, открывалась не наружу (такие двери собаки легко открывают мордой, а потом – плечом и лапой)... Собака несколько секунд «размышляла», чтобы такое предпринять, и вдруг схватила ручку зубами и потянула на себя. Ура! Дверь открылась. И ризенуха рванулась на кухню выклянчивать пирог. С тех пор она легко справлялась с любыми дверями. Однако ручки у дверей в квартире были пластмассовые, и собака, будучи натурой страстной, их мгновенно пооткусывала. Пришлось заменить ручки на металлические. Вероятно, это был пример инсайта – мгновенного «озарения». Однако эта же собака правильно сделала выборку вещи (речь шла о чужом запахе, а не о запахе хозяина), а потом и выборку человека, придя на занятие по розыскной службе, с первого раза. Позже ее как будто «вырубило». Одно занятие она вообще отказывалась работать, на втором-третьем пошло закрепление навыка. Это уже было похоже на рассудочную деятельность: при первом предъявлении задачи собака решила ее правильно, но условного рефлекса не образовалось. Он образовался, когда задача стала повторяться.
Вообще задачи на элементарную рассудочную дея-тельность решают собаки, работающие без человека. Например, охотничьи. У охотников есть для борзых такой термин – «мастерство» – умение собаки предугадывать все увертки зайца. Когда борзая «мастерит»,
она самым настоящим образом экстраполирует. С неординарными ситуациями, для которых навыков, по-лученных в результате дрессировки, может не хватить, сталкиваются пастушьи собаки (собрать стадо, разбить его на определенные группы, найти и вернуть отстав-ших животных), собаки на свободном окарауливании, розыскные собаки.

Веками шел отбор собак не только по внешним признакам, соответствующим какому-либо использованию, но и по поведенческим реакциям. Человек ценил в своем четвероногом друге охотничьи и сторожевые качества, преданность одному хозяину
При современной практике разведения вопрос о взаимосвязи экстерьера (определенные размеры, тело-сложение, окрас) и поведения все еще носит спорный характер. С одной стороны, прослеживается явная за-кономерность типа конституции с типом нервной сис-темы (а сильный или слабый тип нервной системы, безусловно, передается по наследству!). Но с другой стороны, далеко не каждый чемпион обладает хорошими рабочими качествами.
Рассмотрим историю изучения агрессии, т.е. актив-ной оборонительной реакции, как ее называли еще двадцать лет назад. Под этим термином подразумевали возможность проявлять агрессию к особям своего вида и человеку. (На самом деле к оборонительному поведению относятся два типа: активный – бегство – и пассивный – замирание на месте.)
В 60-х годах XX в. Л. В. Крушинский провел исследования на восточноевропейских овчарках и эрдельтерьерах и выделил три качественно отличные друг от друга группы:
– собаки без агрессии: на постороннего человека не лают и не пытаются его укусить;
– собаки, лающие на постороннего человека, но не пытающиеся его укусить;
– собаки, которые не только лают, но способны укусить человека.
Тест проводился на необученных собаках. Результаты были следующие: реакция 2-го и 3-го типов наблюдалась у 52 % овчарок и 23 % эрдельтерьеров, причем у вторых преобладала реакция 2-го типа. Подобная реакция появляется у щенков в возрасте 4–6 месяцев, и именно с этого возраста, если она важна для дальнейшей работы, ее следует развивать.
При этом следует помнить, что отсутствие агрессии может быть обусловлено несколькими причинами:
– имеет наследственный характер и, хотя собаки обладают сильным типом нервной системы, агрессив-ность у них полностью отсутствует;
– носит характер инфантильной осторожности, т.е. щенячья трусость остается на всю жизнь в результате индивидуальных особенностей развития;
– обусловлена слабым типом нервной системы и проявляется в виде страха при сверхсильных раздражителях – громе, взрыве, выстреле;
– появляется в результате невротических срывов и ошибок, допущенных при дрессировке;
– является следствием физиологического срыва, вызванного болезнью: сверхсильный раздражитель накладывается на болезненное состояние. Пример. Сука с токсикозом, развившимся на фоне беременности, начинает бояться громких звуков, если период ее дискомфорта совпадает с празднованием Нового года, сплошными взрывами петард, фейерверков и т. п.
Известно, что оборонительное поведение животных зависит от уровня возбудимости нервной системы: чем выше возбудимость, тем выше проявление оборонительной реакции в той или иной форме. А возбудимость – это генетически обусловленное свойство нервной системы.
Яркой иллюстрацией к проблеме наследования аг-рессии являются волчье-собачьи гибриды. Волки, как все дикие псовые, не проявляют агрессии к человеку, за исключением отдельных случаев. Популярные в середине XX в. байки о том, что пошла, мол, сельская учительница через лесок и остались от нее либо туфельки, либо валенки, смотря по сезону, не имели под собой практически никакого основания. Гибриды волка и собаки (а очень многие породы собак пытались «улучшать», приливая к ним кровь волков; недаром митохондриальная ДНК волчьего обнаруживается у многих старых европейских пород собак – овчарок, пуделей) наследуют от волков пассивную и активную форму оборонительного поведения (т. е. убегание или замирание), а от собак – повышенную возбудимость нервной системы. При этой комбинации происходит усиление страха перед человеком и любыми новыми раздражителями, хотя звери сохраняют нормальное, как у волков, охотничье поведение и агрессию к тем животным, которые служат им добычей.
Иногда такой же неудачей оканчиваются попытки скрестить между собой далекие друг от друга породы или плохо сочетающиеся линии внутри одной породы: в первом поколении выщепляются животные со слабой нервной системой.
В конце XX в. российским кинологом К.Т. Сулимо-вым проводились скрещивания собак и шакалов. Предполагалось, что гибриды будут иметь лучшее, чем у собак, чутье и их потомков можно будет использовать на таможне для поисков наркотиков. В естественных условиях собаки и шакалы не скрещиваются. Для удачного межвидового «брака» приходилось подкладывать новорожденных шакалят собакам, а щенков – самкам шакала – метод кроссфостеров. Вырастая, щенки «полагали», что они – шакалы, а шакалята «считали себя» собаками. Схема скрещивания была таковой: сука собаки + самец шакала и самка шакала + кобель собаки. Их потомки скрещивались между собой.
В первом поколении шло расщепление по позе угрозы: у собак и шакалов они разные. Гибриды четвертого и далее поколения действительно обладали более тонким чутьем, и с ними можно было работать. Но... они боялись многих раздражителей (чужих людей, грохота транспорта, незнакомых помещений), на которые чистокровные собаки не реагируют.
Другим примером наследования поведенческих ре-акций служит лай. Есть собаки лающие и нелающие. Особенно ценится глубокий долгий лай гончих. У лаек он, наоборот, отрывистый и частый. Ездовые собаки и африканские бассенджи, так же как и лайки, относятся к шпицеобразным собакам и не лают вообще: они му-зыкально воют, выражая свои чувства. Так, один гиб-рид чукотской ездовой и московской дворняжки первого поколения умел выть, а кроме того, издавал короткие, отрывистые, весьма отдаленно похожие на лай звуки.
Предполагается, что генетически обусловленной предрасположенностью собак является способность к апортировке. В принципе все породы в определенном возрасте играют различными предметами, берут в рот палочки и пр. Однако особую склонность к апортиров-ке проявляют охотничьи собаки, которые находят и подают в руки охотника убитую дичь. Этот навык может закрепляться в ходе дрессировки, но одни породы обучаются ему легко, а другие – с трудом. Например, порода ретривер была выведена специально для мягкой подачи дичи, такой, чтобы не повредить ни одного перышка у убитой птицы.
В 30-х годах XX в. американский ветеринар Л. Ф. Уитни выделил целую серию наследственных рабочих качеств собак
разных пород и то, как они наследуются, оперируя, правда, всего лишь законами Менделя, хотя очень многие признаки определяются другими вариантами наследования. Часть утверждений Уит-ни, вероятно, следует рассматривать критически. Например, «здравый смысл и его отсутствие» – трудно сказать, что он понимал под определением «здравый смысл»! Но некоторые положения его теории имеют подтверждение.
Преследование с голосом доминирует над молчаливым гоном (сам Уитни писал, что вывел линию бладхаундов – гончих по кровяному следу, идущих по следу молча). Однако протяжный лай гончих рецессивен (т. е. исчезает в первом поколении) по отношению к отрывистому лаю.
Верхнее чутье легавых доминирует над нижним, свойственным гончим (легавые ловят запахи в воздухе, а гончие идут по следу, оставленному на земле).
Некоторые поведенческие факторы наследуются независимо друг от друга, например:
– охота с помощью зрения (борзые) или чутья (гон-чие);
– наличие стойки или ее отсутствие;
– независимый поиск или охота в стае;
– умение сгонять стадо или его отсутствие.
Наследуемые формы поведения имеют норму реак-ции, т.е. проявляются в определенных границах. И каждая отдельная структура этих форм определяется действием множества генов. Например, порог возбудимости мышечных волокон может понижаться или повышаться. А для этого необходимо приложение целых звеньев взаимодействующих между собой генов. Наследуются как этапы получения, так и переработки информации.
Хозяин обучил чему-либо собаку. А станут ли это выполнять ее щенки? Как ни странно, многие собако-воды пребывают в приятном заблуждении, что станут. Более того, сейчас вам продадут щенков многих пород, утверждая, что их не надо дрессировать, они, мол, сами все умеют. Не верьте, пожалуйста! Дрессировать необходимо собаку любой породы! Хотя, конечно, у каждой породы имеются свои поведенческие породные особенности.
Экспериментально было доказано, что различные линии мышей, разные породы кур обучаются с неоди-наковой скоростью. Поэтому оказалось возможным селективное ведение линий лабораторных животных, хорошо или плохо обучаемых. В основе такой селекции лежала генетически обусловленная подвижность нервных процессов. Количественное выражение изучаемого признака не непосредственно закодировано в хромосомах; реализация наследственной информации осуществляется через морфологические и биохимические проявления данного признака. А они уже могут повлиять на саму поведенческую реакцию.
Непосредственно выработанные условные рефлек-сы не передаются по наследству, хотя предрасполо-женность к дрессировке имеется, т.е. у родителей, проверенных на рабочие качества и обученных тому или иному виду службы, рождаются дети, легче под-дающиеся дрессировке, нежели тех родителей, чья пригодность к практическому использованию со-мнительна.
Чтобы управлять собакой, надо быть не только ак-куратным дрессировщиком, но и разбираться в естест-венном поведении собак. Бессмысленно считать собаку неким механизмом, который можно настроить на определенную программу действий, и столь же бессмысленно объяснять ее поступки с позиций чисто человеческого восприятия.

Мечты о волке

Кто из будущих собаководов не читал в детстве «Маугли» Р. Киплинга, а став чуть постарше, «Белого Клыка» Дж. Лондона?! И кто из новичков в кинологии не мечтал о ручном волке – сильном, благородном и одновременно верном животном, превосходящем собаку и по смелости, и по уму! Мечты, мечты...
Надо сказать, что я не являлась исключением. Окончив школу, я пошла работать дрессировщиком в зоопарк, в секцию «Выездные животные». Тамошние питомцы не сидели на экспозиции, а работали живыми пособиями к научно-популярным лекциям и вывозились в школы, клубы. Все они должны были уметь переносить поездку на автобусе, заходить в транспортную клетку, выходить из нее и терпеть присутствие зрителей, с каким бы бурным энтузиазмом те ни встречали появление животных. Вот тогда-то я и познакомилась со своими первыми волками и волчье-собачьими гибридами.
Волков в зоопарке всегда хватало. Ведь этот вид неплохо размножается в неволе. К тому же каждое лето и каждую осень нам несли новых волчат, хотя от большинства из них зоопарк отказывался – ведь он был не резиновый... Но люди, поймав зверенышей в природе, через какое-то время старались от них избавиться. Почему так происходило? Во-первых, молодые волки, обладая незаурядными исследовательскими способностями, буквально на части разбирали городскую квартиру. Ни один самый грызучий щенок не мог сравниться с ними по части разрушительных последствий своих «трудов». Пропадая от скуки, в отсутствие хозяев они потрошили мягкую мебель и обдирали стены. Родной лес и окрестности логова наверняка предоставляли им большие возможности для реализации своих талантов. Во-вторых, к четырем–шести месяцам волчат одолевало неодолимое стремление к вокалу. И очень скоро не только соседские собаки, но и сами соседи присоединялись к этому хору... Последние, разумеется, писали жалобы во все мыслимые инстанции. Что касается виновников, то подобное поведение для них было совершенно естественным, так как к осени волчатам этого года положено собираться в семейную стаю, а вой – одно из основных средств общения между ее членами. И волчата, оказавшиеся в неволе, посылали сквозь стены свои безответные призывы... В-третьих, они боялись очень многих вещей (например, грохочущего транспорта), на которые городские собаки не об-ращают внимания, и чужих людей, и приучить их ко всему этому оказывалось невероятно трудно. В-четвертых, если человеку удавалось додержать жи-вотных до периода становления иерархических отно-шений, то его питомцы внезапно начинали «качать права» и выяснять, кто главнее – они или их хозяин? А на проявление авторитарности в виде грубой силы они отвечали тем же... Стать для собственного питомца компаньоном в условиях ограниченной территории – квартиры или вольера на даче – никому не удавалось.
На «Выездной» жили пара годовалых волков и трое волчат четырех– шести месяцев. Старших – Бэти и Лобо – я приучала к себе в течение нескольких недель: подолгу сиживала в их клетке, в соседнем отсеке, разговаривала, ползала на четвереньках и играла с метлой – сама с собой, чтобы заинтересовать этой игрой зверей. Я лаяла, рычала и разве что не виляла хвостом по причине его отсутствия. В конце концов, Бэти немного осмелела и принялась осторожно отнимать у меня метлу. Лобо жался к углу клетки или прятался за Бэти, наступая ей на хвост. Волчица с пронзительным рычанием кусала его и вновь обращала внимание на мои старания ее развлечь. (Выражение «пронзительное рычание» больше всего подходило к тому звуку, который она издавала: оно было не рокочуще-басистым, а яростно-дискантным.) Кстати, волчица оказалась весьма ревнива: кусала волка тогда, когда ей казалось, что ему уделяют больше внимания.
Из трех волчат (их звали Гера, Гури и Серый) Гури была самой старшей и самой дикой, а Серый – самым ручным. Он вырос в московской квартире. Гури подсадили к младшей паре позже всех, и Серый сразу показал ей, кто тут хозяин: по-взрослому рыча, напал на новенькую и для острастки хорошенько потряс, схватив за круп. Сначала Гури просто не обращала внимания на малыша, а потом, пользуясь тем, что была в два раза крупнее, просто отшвырнула его в сторону. Правда, в дальнейшем она во всем подчинялась ему.
У нас был и свой Белый Клык – гибрид лайки и волка по кличке Тимур. От волка он отличался коричнево-подпалым окрасом и хвостом-крючком, а от собаки – раскосыми зелеными глазами, широким лбом и короткими мохнатыми ушами. К людям Тим относился избирательно. Одни ему не нравились, и он рычал на них, хотя и видел каждый день. Меня он признал очень быстро и любил, когда я чесала его лобастую голову. Однажды в зоопарк заехал с фотоаппаратом мой отец. Тимуру и Бэти он понравился с первого взгляда! Волчица на всякий случай надула лужу, чтобы показать, что она еще маленькая, а потом, виляя хвостом, бросилась ласкаться через решетку. Тимур тоже завилял хво-стом и подставил почесать голову. Лобо, Серый и Гера испуганно метались по своим клеткам, а Гури забилась в домик.
Гури вообще оказалась самой дикой. И единствен-ный несчастный случай, происшедший на моих глазах, был связан именно с ней. Девушка Нина собиралась взять Гури на лекцию и не обратила внимания, что та возбуждена сверх меры. Она загнала волчицу в угол и попыталась надеть на нее ошейник с цепочкой, и та немедленно вцепилась ей в руку. Хотя сама царапина оказалась пустяковой, очевидно, в атаке волчицы было нечто настолько устрашающее, что Нина вылетела из клетки в состоянии шока и наотрез отказалась работать с волками.
Зато Серого мы поочередно выводили рано утром погулять по территории зоопарка, пока еще не было посетителей. Он вполне нормально относился к ошейнику и поводку, хотя, конечно, обучить его собачьей команде «рядом» было невозможно. Волчонок шел, куда хотел, а мы послушно следовали за ним. Вот он увидел пруд с утками и припал к земле – стал подкрадываться. Вот он обнаружил яму, оставленную рабочими, и долго нюхал ее, чихая от возмущения. А вот он через забор увидал незнакомого человека и, притаившись, пристально разглядывал его через щелочку. И вдруг, услышав грохот и звон трамвая, со всех ног припустился обратно в клетку.
На лекциях Серый вел себя степенно: выходил из клетки, сам вспрыгивал на стол (иногда, правда, его приходилось поднимать, а весил он в свои семь-восемь месяцев уже о-го-го!) и разглядывал зрителей с таким же неподдельным интересом, что и они его. Но при этом он старался в буквальном смысле не терять связи с дрессировщиком: держался задней ла-пой за карман его халата (так же делали и лисы, совали заднюю лапку в карман знакомого человека).
Бэти и Лобо, пока они были маленькими, выкармливала пушистая рыжая дворняжка. И они, став почти взрослыми, выражали ей свое глубокое уважение: ползали на брюхе, удивительно уменьшившись в размерах, виляли хвостами, лизали уголки губ. (Это была демонстративная поза подчиненного приветствия.) Но однажды зимой с собакой произошло несчастье: она потянулась лапой через прутья клетки за косточкой, а этого волки взрослым животным не прощают... Мы нашли собаку в сугробе – в крови, все мышцы и сухожилия с лапы были содраны... Мы понесли ее в ветпункт, где ей ампутировали торчащую наружу косточку. Собака держалась молодцом и легко перенесла операцию, чего нельзя сказать о нас: выйдя на улицу, мы с Ниной дружно потеряли сознание! К счастью, ненадолго... Через месяц пушистая дворняга бегала так быстро, что было совершенно незаметно, что у нее три, а не четыре лапки. На волков она не обижалась и, когда было надо, ставила их на место, правда, лапу в клетку больше не тянула.
Кроме волков, на «Выездной» жила пара собак динго. Как-то они принесли трех «динжат» (а как еще назвать щенков динго?), и мы решили познакомить их с волками, по очереди поднося малышей к решетке. Реакция была однозначной: все волки, издав характерное скуление, выложили «динжатам» полупереваренный завтрак, как положено в волчьем семействе. И это – звери, которые сами никогда не имели щенят!
Когда «динжата» подросли, мы стали выпускать их погулять вместе с молодыми волками под присмотром дядюшки Тима. Зверята носились по внутреннему дворику, обгрызали угол хозблока, тянули и рвали все, что плохо лежит – метлы, брошенные телогрейки. Тима они тянули за хвост и за лапы, перепрыгивали через него и устраивали кучу-малу. Он все терпеливо сносил, а может даже, несмотря на притворное рычание, сам получал от игры удовольствие.
К тому времени у нас появился еще один волк – по-лугодовалая Буянка. Это был волчонок с бешеным темпераментом, полностью оправдывавший свою кличку. Мы с ней особенно подружились. Хотя играла она, надо признать, весьма грубо: ей ничего не стоило опрокинуть меня на землю или порвать одежду. При этом она обладала определенным чувством меры: никогда не причиняла настоящего вреда, а разорвав рукав и добравшись до кожи, тут же останавливалась.
Второй раз я встретилась с волками в МГУ, рабо-тая на кафедре высшей нервной деятельности. К со-жалению, в опытах по рассудочной деятельности над волками я не участвовала: основоположник этого направления профессор Л. В. Крушинский к тому времени уже умер, а волки с почетом доживали свой век. Впрочем, на них изучали звуковую коммуникацию. Надо сказать, что вой волков – это нечто особенное, ни с чем не сравнимое, понятное всем теплокровным. Бывает вой одинокого волка, призывающего своих сородичей. Бывает радостный групповой вой только что встретившихся зверей. Бывает вой – призыв к охоте или наставление волчатам. К сожалению, я никогда не слышала волчьего воя в естественных условиях. Но даже звучащий по телевизору, он производит на меня странное впечатление – мне хочется непременно ответить. И подобным «ответом» я изумляю живущих у меня собак, которые немедленно приходят в крайнее возбуждение.
По правилам техники безопасности заходить в вольер к матерым волкам было категорически запре-щено. Мы общались через решетку. Я угощала зверей их любимым лакомством – битыми белыми крысами, а они тянули ко мне свои носы и лапы и виляли хвостами.
Вожаком среди четверки из МГУ был серый волк Корсар. Он правил своей маленькой стаей уверенно, но мягко. Ограничивался позами угрозы, иногда хватал провинившегося зубами за морду (подобное поведение я наблюдала у кавказских и среднеазиатских овчарок), но никогда не кусал по-настоящему. Вторым в иерархии был более крупный и светлый зверь с голубыми, как у хаски, глазами по кличке Грей. Я доверяла всем волкам, кроме этого. Такое впечатление, что он воспринимал меня скорее как добычу и без устали «пас», не спуская с меня странных голубых глаз. Его поведение в очередной раз подтверждало, что граница между добычей и представителем своего вида у хищника бывает весьма условной. Низшее положение занимал в этой компании некрупный, но зато самый толстый волк Виген – он не упускал ни одного случая стащить лишнюю порцию. Волчица Даная, казалось, не входила в общую иерархию. Все волки-самцы относились к ней лояльно. Она была самой трусливой – даже крыс брала с опаской – и одновременно самой ласковой к людям: все время подставляла почесать то бок, то брюхо. Предполагалось, что она является «супругой» Корсара. Но в один прекрасный момент она выбрала Вигена и спарилась с ним, защищая его от «праведно-го» гнева вожака!
Интересно, как волки реагировали на собак, а собаки – на волков. Собаки и волки, жившие в МГУ, отлично знали друг друга и не обращали друг на друга особого внимания. Большинство городских собак не было знакомо с волчьим запахом. Во всяком случае, моя собака Грета обнюхивала меня по возвращении домой с работы не более, как если бы я вернулась из гостей, где общалась с незнакомой ей собакой.
Но однажды мне удалось напугать дворняжек на стройке, через которую я регулярно проходила. Одна из них подбежала ко мне и внимательно обнюхала мои ноги. После чего «ойкнула» и мгновенно залезла в подсобку. Весть о страшном запахе мгновенно распространилась среди четвероногих обитателей стройки. После этого случая при виде меня они молча прятались кто куда, залезая, к изумлению рабочих, даже внутрь подсобок.

Одичавшие или содержащиеся как полудикие соба-ки живут в тех же местностях, что и волки, и, по одним данным, скрещивание между ними – частое явление, но по другим общая картина выглядит значительно сложнее, чем пишет ряд авторов.
Обстоятельства могут помогать скрещиванию, а могут мешать ему – это касается поведенческих особенностей волков и собак.
Одна из причин – граница между добычей и «член-ством» в стае и у собак, и у волков – проходит зачастую по одному и тому же виду. Ручные волки, выросшие с собаками, считают знакомых собак подобными себе и устанавливают с ними ранговые отношения в пределах одной стаи. К чужим же собакам относятся агрессивно. Дикие волки охотятся на собак: в литературе имеется достаточно описаний того, как они выхватывают деревенских дворняжек чуть ли не из-под ног хозяина.
Другая причина – поведенческие различия в позах ухаживания. Лишь звери, не имеющие пары (чаще та-кими становятся переярки) или обладающие индивиду-альным опытом общения с собаками, способны не только понять чужой язык, но даже и заговорить на нем.
Взаимоотношения между волками и собаками в ес-тественных условиях еще не до конца изучены: иногда они встречаются как враги, иногда – как представители разных стай, населяющих одну территорию. Естественные скрещивания между волками и собаками легче всего происходят в тех местах, где на волков интенсивно охотятся и структура популяций волков сильно нарушена: матерые звери отсутствуют, а молодые переярки или даже прибылые рассеяны по территории. Тогда в поисках подобных себе волки перестают воспринимать собак как добычу. Одичавшие или полудикие собаки также ищут «подходящую компанию». Имеются сведения, что гибриды волка и собаки причиняют как природе, так и человеку значительно больше вреда, чем нормально структурированная волчья стая.
В искусственных условиях оба вида скрещиваются легко и не раз производились попытки гибридизации разных пород собак с волками. Некоторые кинологи, восхищаясь волком, мечтали об улучшении собачьего племени, не замечая удивительной приспособленности собак к условиям существования рядом с человеком и выполнению самых разных функций, полезных человеку.
Согласно сообщениям тех, кто имел дело с гибри-дами первого, второго и третьего поколений, они получались самые разные и по внешнему виду, и по отношению к человеку, и по способности к обучению. Но в целом все гибриды оказывались много хуже собак по рабочим качествам. Существует множество художественных рассказов об удачных гибридах, особенно в средствах массовой информации. На самом деле есть только две официально стандартизованные европейские волчье-собачьи породы, полученные на основе немецких овчарок и волков – саарлосская волчья собака и чешский вoлчек. Однако те, кто ими занимается, не советуют заводить их неспециалистам, подчеркивая, что собаки эти трудны как в содержании, так и в дрессировке.
Но находятся все новые и новые романтично на-строенные поклонники гибридизации волка с собакой с целью улучшения качеств последней. Они приводят следующие доводы: поголовье ряда аборигенных пород ухудшается из-за неупорядоченного скрещивания с другими привозными породами, частых периодов бескормицы и эпидемий, выкашивающих часть поголовья. В результате метизации появляются новые, несвойственные исходной породе экстерьерные и поведенческие признаки, что сводит на нет «усилия» и искусственного, и естественного отбора, понижается выносливость собак. А гибридизация с волком дает возможность местному населению влить в своих собак свежую кровь и таким образом избавиться от нежелательных последствий метизации и вынужденного инбридинга (т. е. близкородственного скрещивания) на худших производителей. Что касается гибридизации волка с заводской породой, то волк, несомненно, придаст ей выносливости, сообразительности и улучшит чутье...
При этом поклонники гибридизации собаки с вол-ком впадают в неразрешимые противоречия, очевидно просто не замечая их.
Нужна ли «свежая» волчья кровь, к примеру, само-еду, разошедшемуся с волком так давно, что эта порода успела накопить свои собственные отличия в митохондриальной ДНК? И разве при скрещивании волка и собаки не проявляются экстерьерные и поведенческие признаки, не свойственные ездовой собаке? Не говоря уже о том, что искусственный отбор сделал ездовых собак гармонично сложенными, максимально приспособленными к перемещению груза на большие расстояния, чего лишены волки. Волки – тоже пример совершенства, только другого, природного. Естественный отбор сделал волков приспособленными пробегать большие расстояния неспешной трусцой и совершать стремительный, но краткий бросок в сторону добычи. Успех охоты во многом зависит от слаженных действий всей стаи, благодаря хорошо развитым коммуникациям между отдельными особями, а не благодаря умению слушаться при этом еще и вожака. К тому же волки совершенно не приспособлены к перетаскиванию груза в виде нарт на большие расстояния, они могут лишь в зубах перетащить пойманную добычу в укромное местечко, где им никто не помешает ее съесть...
Скрещивания волка и собаки ни в коей мере не улучшают породу. Такие скрещивания расшатывают генотип (генотип – это совокупность генов данного организма) собаки. При этом потомки получаются самые разные: и с неустойчивой нервной системой, о чем уже говорилось, и с разной внешностью – красивой и не очень (совокупность внешних признаков называется фенотипом). Почему так происходит? Представим себе, что потомок от скрещивания волка и собаки получает строение костяка и конечностей от одного родителя, а связки, сухожилия – от второго и этому строению не очень подходящие. Или: верхняя челюсть развивается по одному типу, а нижняя – по другому. Тогда получаются аномалии прикуса.
Как ни обманчив фенотип собаки породы маламут (их часто снимают в кино вместо волков), все же мала-мут остается собакой. Гибридизация волка и собаки, хотя такие опыты проводились и проводятся до сих пор, к сожалению, не приводят к получению собачьего «супермена». Повторить путь одомашнивания волка за несколько поколений не удастся. Для этого когда-то потребовались века и века.

Для понимания многих поведенческих реакций со-бак стоит повнимательнее рассмотреть особенности поведения волка – его ближайшего родственника и предка.
Волчья стая состоит из 7–8, реже – 10–15 зверей. Она занимает определенную территорию, размеры ко-торой зависят от наличия того или иного вида корма (от стад копытных до популяций грызунов; например, огромные белые тундровые волки едят в основном не оленей, как принято думать, а... леммингов и полевок!), удобных мест для логова и присутствия или отсутствия следов человеческой деятельности.
Как уже говорилось, драки между самцами за самку или пищу случаются крайне редко, только среди молодых зверей. Обычно конфликт заканчивается демонстрацией поз: высокоранговый принимает позу угрозы, низкоранговый – позу подчинения. Первая поза характерна для всех псовых: зверь стоит на прямых ногах, хвост поднят, уголки губ стянуты вперед, клыки оскалены, нос наморщен, раздается низкое рычание. Вторая поза: зверь приседает, хвост опущен, при этом противнику подставляются наиболее уязвимые части тела – шея и холка. Уровень агрессии у высокорангового зверя при виде позы подчинения резко падает. Он с ворчанием отходит, а нарушитель старается быстро и незаметно покинуть место стычки.
Драки, заканчивающиеся гибелью одного из зверей, возможны среди одноранговых самок, не находящихся в родстве, за территорию с ее ресурсами и местами для устройства гнезда. Нечто подобное наблюдается у среднеазиатских и кавказских овчарок, у ездовых со-бак.
У волков проявляются две противоположные тен-денции – выкормить чужой помет и уничтожить его. Выбор зависит от двух обстоятельств. Во-первых, от степени родства зверей: агрессия к чужакам по крови выше, чем к своим. Во-вторых, от условий кормовой базы. Например, в сытые годы волки склонны прини-мать сирот, а в голодные – нет.
Гон у волков проходит в конце зимы или начале весны, в зависимости от мест обитания и господствую-щего климата. Тогда от стаи отделяется пара волков для размножения. Половозрелость у зверей наступает на 2–4-м году жизни. Пара зачастую складывается на всю жизнь. Иногда к матерым волкам присоединяется переярок, не нашедший себе пары и сам в этом году не участвующий в размножении, но помогающий старшей паре вырастить помет (институт так называемых «тетушек», последние за счет механизма ложной беременности помогают выкармливать щенков). В случае гибели матерых переярки полностью берут на себя заботу о выращивании волчат.
Уединившись, самец и самка устраивают логово, где после двухмесячной беременности самка приносит от 2–3 до 12, но чаще 5–6 волчат. Сначала мать кормит детенышей молоком, потом оба родителя отрыгивают им полупереваренную пищу и начинают приносить добычу к гнезду. Реакцию отрыгивания пищи можно вызвать практически у любого волка – от прибылого в возрасте около десяти месяцев или переярка до матерого – при виде двух-трехмесячного щенка. Сходную реакцию проявляют опытные суки аборигенных, но иногда и заводских пород собак.
Охотничье поведение волков развивается на основе инстинкта, однако при наличии накопленного индиви-дуального опыта, т.е. условных рефлексов. Оно прояв-ляется с 3 месяцев, когда активируется игровое, иссле-довательское и социальное поведение. Сначала волчата пробуют на зуб предметы, с которыми играют (скажем, палочки, чурбачки), потом начинают ловить мелких зверьков (мышей, ящериц). К 7 месяцам уже появляется настоящая агрессия к себе подобным чужакам, а заодно и к крупной, сильной добыче. Это время воя и призыва собираться в стаю. Звери, выращенные в неволе, именно в это время начинают пробовать голос. Прибылые в полной мере участвуют в охоте взрослых ближе к годовалому возрасту.
Охота волков осуществляется всей стаей, происхо-дит по единому плану и включает в себя скрадывание и нагон добычи. При развитых коммуникациях волки договариваются между собой о том, кто прячется в засаде, а кто выступает в роли загонщиков. Обычно в засаду ложатся матерые, а загонщиками бывают молодые, азартные звери.
Многие стаи, охотясь, переходят к кочевому образу жизни, покидая окрестности логова. Они следуют за стадами «своих»
мигрирующих копытных (оленей карибу, сайгаков) и отнюдь не режут, кого придется, а выбирают более слабых или больных. В средней полосе волки ведут оседлый образ жизни, но точно так же проверяют, кто слабее среди лисиц, оленей, кабанов. Матерый волк обыкновенно неторопливо трусит вдоль пасущихся копытных, которые по его поведению мгновенно угадывают и его намерения, а значит, или продолжают пастись, или настораживаются. Когда же среди них возникает паника, они обращаются в беспорядочное бегство. При этом быстро выявляются наиболее слабые животные: иногда это молодняк или беременные самки, иногда взрослые животные – больные или старые. И тогда к волку-разведчику присоединяется вся стая и хищники консолидируют свои усилия, пускаясь в погоню именно за отбитым от стада экземпляром. Реже – разбиваются на группы и устремляются за двумя-тремя. Достаточно редко волкам удается загнать одинокого и вполне пол-ноценного зверя. В отношении лосей это случается в том случае, если волкам «подыгрывают» погодные ус-ловия: наст держит более легких хищников и провали-вается под копытами лося.
В волчьих стаях существуют традиции, передавае-мые от родителей к потомству путем обучения: охота происходит в основном на те виды животных, которые наиболее распространены в данной местности. Реакция на незнакомых зверей бывает разной: от неофобии, ко-гда волки боятся их трогать, до неофилии, когда новая добыча кажется волкам той самой неполноценной, ко-торую следует отловить в первую очередь. Все это не-обходимо учитывать при акклиматизации в природе новых видов. Они могут пасть жертвой местных хищ-ников или, наоборот, сильно размножиться.
Той ситуации, что возникает при проникновении волка в овчарню, когда он режет животных без счета, в природе никогда не бывает. Вероятно, причиной этого является то, что в овчарне одинаковые животные мечутся перед ним, представляя очень легкую цель и включая инстинкт хищника на убегающую добычу, а выделить неполноценных не представляется возможным. И инстинкт дает сбой – ситуация не приспособлена для его нормального проявления.
Человек, охотясь на волков, старается выбивать в первую очередь матерых. Оставшиеся в живых переярки, а то и прибылые образовывают «банды» плохо отранжированных, все время дерущихся между собой зверей, не умеющих в должной мере охотиться. Такие звери нападают на домашних животных как на более легкую добычу. Образно говоря, они напоминают молодежные банды подростков, которые хотя держатся вместе, но каждый выступает за себя.
В целом учеными выделены две основные формы волчьих популяций: дикого ландшафта и антропоген-ного, т.е. нарушенного человеком. Представители пер-вой популяции избегают человека и всех проявлений его деятельности, а представители второй обнаруживают тенденцию... к синантропизации (т. е. сожительству рядом с человеком и пользованию теми «благами цивилизации», которые он им невольно предоставляет). При этом волки не обязательно нападают на его скот. Иногда они охотятся на бродячих собак и кошек, не брезгуют посещением скотомогильников и окрестностей скотобоен. Зафиксированы заходы волков даже в крупные города: в 70-х годах XX в., по сообщениям газет, пара волков промышляла в лесопарках Москвы, а уже в начале XXI столетия один волк «прогулялся» по Сток-гольму. Иногда волки наравне с дворнягами роются на помойках или ловят там крыс. Они подбирают любую неубранную падаль и трупы, в сезон грабят бахчи, ла-комясь сладкими арбузами или дынями, или поедают фруктовую падалицу. Промышляют они возле рыбных промыслов или промыслов морского зверя.
Вероятно, именно среди таких зверей выделились те, у которых страх перед человеком был ослаблен на-столько, что они и оказались пригодными к одомашни-ванию. Они в меньшей степени боятся как самого человека, так и следов его присутствия, осмеливаясь промышлять по окраинам городов и поселков.
В настоящее время на человека нападают только волки, больные бешенством, точно так же, как собаки и лисы. Крайне редко в исторических хрониках фиксировалось появление волков-людоедов, более или менее достоверное. В истории человечества вспышки размножения волков следовали за войнами и эпидемиями, звери начинали поедать неубранные трупы. Волки, привыкшие к человеческому мясу, могли оказаться потенциально опасными.
Возникает вопрос: можно ли на основе стайных от-ношений моделировать нужное человеку поведение? Оказывается, можно. Во всяком случае, такие опыты проводились.
У всех псовых имеется механизм отсроченного обучения. Дикие псовые, которых истребляют в течение многих поколений с помощью ядовитых приманок, умеют связывать неприятные ощущения, возникшие после поедания отравленного корма, с запахом яда.
То есть отравившиеся, но выжившие звери или ви-девшие, как погибают их сородичи, никогда больше не берут приманку с данным запахом.
В США проводились успешные эксперименты по отучению нападения койотов на овец. Хищникам под-брасывались туши овец, начиненные хлористым литием – несмертельным веществом, вызывающим сильную рвоту. В результате целые семьи койотов переставали считать овец съедобными.
Волк – необходимое звено дикой природы. Основ-ная причина вреда, причиняемая волком, – наличие легкодоступных домашних животных, которых выпа-сают в местах обитания волков без надзора или содер-жат в давно не ремонтируемых, поломанных хозяйст-венных пристройках. Привыкнув подбирать брошен-ную в поле или лесу падаль или разрывать кое-как сде-ланные скотомогильники, хищные звери начинают на-падать на живой скот.
Уничтожать следует только те стаи, которые живут за счет домашних животных.
При сокращении численности волков в антропоген-ных ландшафтах в первую очередь необходимо отстреливать прибылых и переярков и ни в коем случае не матерых зверей.
Так что делать с волком? Уничтожать или нет? А если уничтожать, то как?
В некоторых местах, где волков легко выбивали, они замещались более пластичными по поведению волчье-собачьими гибридами. (Когда мы говорим о не-удобстве использования волчье-собачьих гибридов в народном хозяйстве, мы имеем в виду более плохую обучаемость полезным человеку навыкам за счет более слабой нервной системы и другим факторам, а не о пластичности их поведения в естественной среде.) Иногда экологическую нишу волков занимают просто одичавшие собаки.
Сообщества одичавших, беспризорных собак во многом схожи с волчьими стаями, однако имеются и различия. Обычно такая стая образуется вокруг суки-основательницы и ее разновозрастного потомства, имеющего зачастую уже собственных щенков. Группа занимает свою собственную территорию, в пределах которой перемещается. Собачьи сообщества диффузны (новые члены стаи свободно приходят и уходят), в них менее ярко выражены ранговые отношения. Суки, как правило, полигамны, а кобели, как и щенки прошлого помета, не принимают участия в выращивании потомства. Не все, а только отдельные суки «усыновляют» чужих щенков.
Древний страх перед хищниками, непроизвольно выплывая из подсознания, во все времена мешал чело-веку оценить важную роль волка в природе. В тех мес-тах, где природные хищники были истреблены, дичи не становилось больше. Человек столкнулся с этим фактом на собственном опыте. Например, в Скандинавии были уничтожены ястребы-тетеревятники. И куропатки, ради которых это было проделано, сначала резко размножились, а потом, наоборот, сократили свою численность. Пришлось завозить новых ястребов из соседних стран и выпускать их на волю! То же самое произошло с северными оленями на Таймыре: после уничтожения практически всех волков с вертолетов среди оленей вспыхнули эпизоотии (т. е. эпидемии среди жи-вотных): копытка, бруцеллез, поражения внутренними паразитами, – в результате чего значительная часть оленей погибла.Правда, новых волков не завозили – они сами пришли на полуостров из соседней тундры, заняв освободившиеся места. Гибель оленей от болезней уменьшилась. Негативные последствия уничтожения волков люди испытали и в Северной Америке, и в Европе. В Татрах, куда случайно забрела пара волков, одно оленье стадо заметно выправилось по сравнению с другими стадами. На острове Айл-Ройял (США) улучшилось состояние лосей и обеспеченность их кормом после появления там волков. В Европе чудом уцелевшие волки были взяты под государственную охрану, а в Англии их сначала истребили, а потом завезли вновь.
Человек, который берется регулировать естествен-ную численность животных, очень часто не справляется со своей задачей. Ведь у него и у природного хищника совершенно разные критерии. Охотники-спортсмены гонятся за престижными трофеями – самыми крупными, самыми красивыми животными, являющимися одновременно и хорошими производителями, обедняя тем самым генофонд популяции. Об этом можно было бы догадаться еще в XIX в.: во многих лесах Европы охота на самок и молодняк благородного оленя была запрещена, а разрешалось охотиться только на могучих самцов-рогачей. В результате оленьи стада стали мельчать и вырождаться. Для хищников главное – быстрее и же-лательно с меньшей затратой сил поймать свою жертву, чтобы насытиться. Именно поэтому они и охотятся на тех, кто слабее – больных или молодняк, еще не вступивший в размножение.

Итак, именно разнообразие поведения волка дало человеку такое множество рабочих качеств собачьих пород – от борзых, самостоятельно догоняющих и ло-вящих зайцев, до собак, не способных поймать и мыши и признающих лишь одного хозяина. Как же в результате искусственного отбора образовались такие поведенческие различия?
Кинологи полагают, что все дело в продлении и за-креплении особенностей поведения волков в разные возрастные периоды. С генетической точки зрения та-кое вполне возможно: ведь и внешние признаки неко-торых пород – висячие уши, укороченные лицевые кости – являются признаками инфантилизма, т.е. детского возраста. Были одомашнены прежде всего волки синантропных популяций, т.е. те, которые тяготели изначально к человеческим поселениям и относились к человеку спокойнее, с меньшим страхом. А это повлекло за собой изменение соотношения серотонино-адреналинового комплекса. Такие изменения в биохимии оказались столь важны, что повлияли и на внешний облик животных. И не только у волков. Например, одомашнивание лис на зверофермах и отбор животных, самых «добрых» к человеку, привели к появлению пятнистых лис с висячими ушами! Одомашнивание повлияло и на биологию вида: лисы стали размножаться круглый год, а не в определенный период.
Отбор на инфантилизм (в поведении это дружелю-бие к человеку, а во внешности – высокий лоб, висячие уши, крупные круглые глаза) оказался возможен, скорее всего, благодаря ранней остановке действия генов, ответственных за формирование тех или иных возрастных поведенческих комплексов. Значит, эти поведенческие комплексы у волков носили наследственный характер. А поведение взрослых собак тех или иных пород как бы копировало их.
Матерые, переярки и прибылые волки ведут себя совершенно по-разному. Во время охоты, как уже говорилось, матерые чаще всего поджидают в засаде, а переярки выступают в роли загонщиков. Если они и охотятся самостоятельно, то на мелкую добычу. Прибылые выражают любовь и подчинение взрослым, а также проявляют яркую исследовательскую реак-цию. Гончие или борзые – вечные молодые – гонят зверя на охотника, хотя поймать зайца или лису борзые могут самостоятельно. При этом гончие работают нижним чутьем, идут по следу и заливисто лают. То есть искусственным отбором закреплена совершенно специфическая особенность животных: большинство борзых полагается не на чутье, а на зрение – они должны видеть предмет преследования. А для того чтобы взять, например, волка, русскопсо-вым борзым была необходима еще и злоба к зверю. Недаром среди них выщеплялись злобные особи, которыми, по преданиям, помещики травили беглых крепостных.
На средневековых гравюрах можно найти изобра-жения собак, по фенотипу напоминавших и гончих, и легавых, – их останавливала перед птицей прикреплен-ная к ошейнику палка. Выходит, знаменитую стойку легавых сначала вырабатывали как навык. Однако се-лекционный отбор шел в сторону тех собак, которые долго крались к птице и замирали перед ней – лежа или стоя. Сначала охотники набрасывали сеть и на птиц, и на собак, а уж потом развилась подружейная охота. Такое замирание перед добычей – только очень кратковременное – характерно для молодняка диких хищников и для животных, охотящихся в одиночку. После замирания в природе следует стремительный бросок...
Собака – это единственное домашнее животное, у которого специально сохраняли и закрепляли отбором агрессию по отношению к человеку и родственникам – другим псовым, как диким, так и домашним. Люди ну-ждались в верном стороже, охраннике и даже помощ-нике в бою, о чем сообщалось в древних летописях. В I в. до нашей эры кельты нападали на римских завоевателей вместе со своими собаками. От стрел и ударов меча собак защищали панцири и металлические ошейники. С помощью собак кельтам удалось одержать несколько побед, но скоро римляне переняли их опыт. Римские боевые собаки – аланы – охраняли Капитолий, а также шли впереди армии. В XV в. в битве при Мутене войско бургундского герцога Карла Смелого сошлось с объединенными войсками Швейцарской Конфедерации. Обе армии пустили впереди себя специально обученных боевых собак. Жесточайшая собачья драка закончилась победой швейцарской стороны. В сущности, такое поведение могло развиться из территориально-ранговых отношений, характерных для матерых зверей: иногда встреча двух стай на пограничной тер-ритории может закончиться дракой, и пришельцы бу-дут вытеснены как можно дальше. Однако человек внес свои коррективы. В природе хорошо защищенному дикому виду, обладающему мощным оружием в виде клыков, невыгодно истребление своих представителей, поэтому и существуют позы угрозы и подчинения. Сам человек – существо биологически довольно слабое (у него нет ни острых клыков, ни когтей, ни панциря) – пошел по совершенно новому пути – обретению разума, поэтому эволюционно человек – существо очень молодое, и, значит, все животные – это наши не меньшие, а старшие братья. За миллионы лет эволюции человек не успел выработать таких действенных биологических механизмов угашения агрессии, как у других животных, хотя поза подчинения у него тоже есть: вспомним поговорку «лежачего не бьют». И, сохранив агрессию у собаки, своего верного друга, человек, как мог, постарался уменьшить проявление поведенческих механизмов, блокирующих агрессию.
Охрана жилища от грабителей или овечьих отар от волков среднеазиатскими или кавказскими овчарками – это аналог защиты матерыми волками своей территории от чужаков.
Стаи беспризорных собак, которых прикармливают в одном каком-нибудь месте (не неся при этом ответственности за содержание!) – около гаража, склада или стройки, – встречают агрессией хозяйских собак или другие стаи, не состоящие с ними в родстве. Точно так же ведут себя деревенские собаки. (Но о нюансах территориального поведения будет расска-зано ниже.)
Взаимоотношение хозяина и собаки, преданной только ему, – это отражение взаимоотношений членов одной семейной группы.
Сложнейшая работа, на которую способны колли (они могут самостоятельно управлять целым стадом овец, не пуская тех на посевы), имеет в своей основе погоню молодого переярка за копытными в сочетании с мудростью матерого, который стережет оленей или сайгаков, выбирая среди них тех, кто выбивается из общей массы. Кстати, даже выработка навыка конвои-рования заключенных базируется на естественном по-ведении! С одной стороны, ее можно сравнить с тем, как волк следит за копытными, с другой – срабатывает инстинкт на убегающую добычу. На этих биологиче-ских предпосылках и строится специальная дрессиров-ка.
При анализе поведенческих особенностей различ-ных пород собак, характерных для всех крупных циви-лизаций, становятся заметны определенные закономер-ности: в разных обществах как Старого, так и Нового Света возникала и реализовывалась потребность в по-родах собак с одинаковыми качествами. По тому, какие породы выводились в разное время, можно изучать историю. Скажем, наличие свободного земельного пространства в сочетании с существованием господствующей в обществе аристократии непременно порождало борзых. Похожие собаки появлялись в Древнем Египте, Азии, Европе и завозились в Америку. И это свидетель-ствовало не только о наличии связей между разными странами и цивилизациями – в развитии самих цивили-заций имелось что-то общее.
Когда земля в разных странах ощетинивалась огра-дами частных владений – полей, пастбищ, – а проис-шедшие здесь революции приносили ненависть не только к аристократии, но и к собакам аристократии, начинали развиваться другие, пользовательные породы – караульные, пастушьи, а также породы собак, перевозивших тележки с грузами. Из охотничьих пород стали набирать силу подружейные, которые обнаруживали дичь на сравнительно не-большом пространстве.
При этом на характеристиках выведенных пород сказывались не только практические потребности населения и особенности местности, где эти породы разводились, но менталитет и национальные особенности людей, которые вели искусственный отбор. Например, в английских легавых ценилась, прежде всего, эстетика стойки, а в немецких – добычливость. Поэтому сеттеры и пойнтеры имели узкую специализацию (с ними охотились только на птиц), а курцхаары и особенно дратхаары охотились и на птиц, и на зайцев, и на копытных, умея ходить по кровяному следу подранков.
Общее повышение агрессивности людей в нашей постсоветской действительности привело к увлечению собаками бойцовых пород – бультерьерами, стаффордширскими терьерами и питбулями, в то время как на Западе оно уже прошло. Там оказались в большей степени востребованы ласковые, любопытные и жизнерадостные ретриверы, лабрадоры – породы, ведущие себя как прибылые волчата.

Основными принципами построения сообществ вы-сокоорганизованных животных являются принципы доминирования и территориальности.
Территориальность – наличие участка, охраняемого данным животным или группой животных. Хозяин участка одновременно выполняет роль доминанта, имея преимущественные права на ресурсы участка – кормовые запасы, самок, наличие удобных мест для логова и пр. При этом его решимость во время защиты участка уменьшается от центра к периферии.
Границы отдельных участков перекрываются, и в результате образуются еще более сложные системы сообществ. Собачьи сообщества носят смешанный территориально-ранговый характер, при котором территориальность и ранговость переходят друг в друга (об иерархии и рангах будет сказано чуть позже). Например, дворовые собаки имеют свою охра-няемую территорию и на ней высокий ранг, однако за пределами своего участка они его мгновенно теряют. Недаром народная мудрость гласит: «На своем дворе всякая собака лает». Собаки заводских пород, привыкшие перемещаться со своей стаей (в том числе хозяином или членами его семьи), сохраняют высокий ранг даже в незнакомых местах.
По какому пути пойдет организация сообщества даже у одного и того же вида, зависит от запасов корма. Если корма мало и он встречается в отдельных местах, то выгоднее вести территориальный образ жизни, держаться парами либо образовывать лишь временные семейные группы, пока не подрастут щенки (дикие псовые, например лисы и шакалы). Если корм равномерно распределен по территории, то семейные группы формируются в стаи, сообща владеющие территорией. При этом имеются буферные зоны, где возможна встреча представителей разных стай с преобладанием иерархических отношений (волки, собаки-парии, свободно содержащиеся собаки аборигенных пород). При концентрации достаточного количества корма в одном месте (чаще всего отбросы вокруг каких-либо перерабатывающих производств или пищевых точек, а также распределение корма человеком, содержащим несколько животных одновременно) стайные животные переходят почти исключительно к ранговым отношениям.

Доминанты, субдоминанты и низкоранговые особи

Доминирование – превосходство одной особи над другой, которое проявляется на основе многих пове-денческих реакций. Доминант, т.е. лидер, первый по-едает пищу, определяет направление движения стаи, имеет преимущество при выборе полового партнера и т. д. Собаки легко определяют доминанта по запаху и набору демонстративных поз. Ниже доминантов стоят субдоминанты. Эти две группы и составляют высоко-ранговую часть сообщества. Остальные относятся к низкоранговым, хотя их ранги различаются между со-бой.
Какова же основная функция доминантов? Оказывается, что их главная задача – поддерживать определенный порядок в группе, они активно вмешиваются в любые внутригрупповые конфликты, прекращая их. То есть все конфликты внутри стаи вожаки воспринимают как бы адресованными самим себе. У волков и гиеновых собак доминанты в первую очередь защищают щенков от других особей. Кроме того, они принимают на себя удары извне, защищая стаю от серьезного нападения чужаков. Между прочим, за счет этого они постоянно находятся в стрессовой ситуации и поэтому не всегда реализуют свои привилегии в выборе половых партнеров.
Доминантами у собак, как правило, рождаются. До-минантность, как и агрессия, определяется соотноше-нием гормонов, передающихся по наследству. Не вда-ваясь подробно в биохимические особенности организма, можно лишь отметить, что главной способностью доминантов является быстрое вхождение в стресс и столь же быстрый выход из него, – это и определяет успех доминирования, тогда как другие особи, попав в стрессовые условия, рискуют заболеть и даже погибнуть. У потомства высокоранговых особей в большой стае, владеющей достаточно обширной территорией, имеется больше шансов сформироваться высокоранговыми.
Эти шансы резко уменьшаются в парах отец – сын, мать – дочь на ограниченной территории (например, в городской квартире). В этом случае, наоборот, проис-ходит подавление молодого животного (вплоть до гормонального, на уровне запаховой коммуникации). Вот почему, если мы оставляем щеночка от собственной суки или кобеля, у нас часто вырастает подлиза и подхалим...
На мышах доказано существование двух типов до-минантов – нормальных и сверхагрессивных. Первые, отранжировавшись, устанавливают правильные иерар-хические отношения, вторые – не реагируют на позу подчинения и даже нападают на самок. Такие сверхаг-рессивные животные, так называемые сверхдоминанты, обычно страдают от гормональных нарушений; они встречаются также у копытных и в естественных условиях ведут жизнь одиночек.
Вероятно, сверхдоминанты существуют и у собак (поведение отдельных неуправляемых кобелей, в част-ности южнорусских, кавказских и среднеазиатских ов-чарок, ротвейлеров и других пород, объясняется не только дефектами воспитания и развития, но и гормо-нальным нарушением).
Кроме доминантов имеются субдоминанты, готовые при определенных условиях занять место доминантов. Если у волков, как правило, регулярно размножается пара матерых зверей, то у собак значительное количество потомства оставляют субдоминанты. Они также берут на себя такие функции, как определение движения стаи или группы собак, т.е. из среды субдоминантов выдвигаются лидеры. Понятия лидер и вожак различаются, хотя при переводе с иностранных языков их часто путают. Лидер у копытных, а также у псовых – животное с ярко выраженным исследовательским поведением – определяет направление движения стаи, но не пользуется всем спектром привилегий вожака. Бывает, что у какого-нибудь субдоминанта имеется повышен-ный пищевой инстинкт, тогда и до запасов пищи он доберется первым. Интересно, что субдоминанты первыми бросаются отгонять чужаков, но при серьезной стычке в бой вступают вожаки.
В Таджикистане, а также в двух московских пи-томниках (среднеазиатских овчарок и чукотских ездовых) и на примере безнадзорных животных я неоднократно наблюдала ситуации, когда высокоранговые суки провоцировали к нападению на чужаков – собак или людей – молодых низко-ранговых собак, делая в сторону пришельцев ложные выпады.
При этом волчицы и суки аборигенных собачьих пород, как уже говорилось, ведут себя по отношению к конкуренткам значительно более жестко, чем кобели.
На собаках аборигенных пород я наблюдала попытки переранжироваться между суб-доминантами. Они задирали вожака стаи или совершенно незнакомых собак, стараясь показать другому субдоминанту, какие они «храбрые»!
Что касается низкоранговых особей, то они никогда не становятся доминантами. Это сказывается на всем их поведении. Например, у крыс доминанты обнаруживали в поведении меньше отклонений от нормы. У подчиненных наблюдались резкие изменения в защитных реакциях, половом, исследовательском поведении и на биохимическом уровне; обращал на себя внимание высокий уровень смертности.
Однако среди собак низкоранговым живется не так уж плохо. Далеко не всегда они оказываются в положении всеми обижаемых парий, а значит, хронического стресса. Их жизненная установка – «я маленький, я слабенький, меня нельзя обижать» – и сразу принимаемая поза подчинения обеспечивает защиту от более высокоранговых особей. Свою угрозу те обычно ограничивают предупреждением, в результате чего низкоранговым удается урвать лучшие куски; кроме того, они не бывают лишены полностью участия в размножении: иногда суки, повязавшиеся с высокоранговым кобелем, вдруг спариваются с низкоранговым. Смысл такой «измены» – в сохранении изменчивости в генотипе. (По наблюдениям М. Сотской и А. Пояркова, это обычное явление у беспризорных собак.)

Впервые ранговое положение собаки проявляется в возрасте от 3 до 10 недель. Опытный заводчик, наблю-дая за игрой щенков, может определить, кто из них старше рангом. Это делается по зачаткам демонстра-тивных поз (с возрастом позы становятся более четки-ми), по степени активности, охотному знакомству с новыми людьми и вещами, способности первым доби-раться до еды или отнимать игрушки у сверстников и охранять их, проявляя агрессию.
Ранги закрепляются или изменяются в возрасте от 10 недель и до 2 лет. Это происходит под влиянием средовых и социальных факторов. К первой группе факторов относятся условия содержания: растет ли щенок на одной территории или с ним регулярно и подолгу гуляют, знакомя с новыми местами, предметами и явлениями. Так, при содержании в вольере или во дворе на цепи высокий ранг у собаки может замаскироваться резким закреплением территориальности: доминант чувствует себя таковым лишь на известной ему территории. Поэтому страшные караульные псы питомников часто трусят, попав, например, на выставку. Повышению ранга способствует приток любой новой информации. Ко второй группе факторов принадлежит общение со сверстниками (оно должно быть обязательным!), поддержка со стороны вожака-человека или, наоборот, подавление старшей собакой.
В стае или при территориальном образе жизни со-циальная поддержка вожака (человека) легко превра-щает субдоминанта или даже низкоранговую особь в доминанта. Иногда облегчающими условиями служат совершенно неожиданные факторы среды: в литературе описан классический случай, когда доминантом стал молодой шимпанзе, научившийся... греметь пустыми канистрами из-под керосина.
В деревнях средней полосы дворовые собаки, зави-дев человека с чужой собакой, активно облаивают обоих. Так же поступают беспризорные собаки. Иногда они решаются напасть на чужаков (это зависит от поведения человека и ранга идущей рядом с ним собаки), но значительно чаще их удается отогнать и держать на почтительном расстоянии. Поэтому некоторые бродячие собаки пристраиваются к случайному прохожему, торопливо выказав ему свое почтение – приседают на лапах, машут хвостами, – и проходят через вражескую территорию в подобном сопровождении. Для среднеазиатских овчарок на их родине социальная поддержка человека резко повышает ранг собаки и самого человека. Если на одиноко идущего незнакомца – а тем более собаку – среднеазиатские овчарки бросались, то стая, состоящая из человека с собакой, даже не вызывала реакции облаивания. Однако это сильно зависело от самого человека (боится он собак или нет) и от ранга и поведения идущей с ним собаки.
До года ездовые собаки одной семейной группы стараются держаться вместе, тщательно избегая кон-фликтов с собаками других упряжек.
Зарубежные исследователи моделировали стайное поведение собак, создавая стаи из разных пород. При этом выяснилось, например, что фокстерьеры более агрессивны, чем колли, однако и у тех, и у других установление ранговых отношений снижает количество конфликтов. В сообществах спаниелей драк не бывает вообще. В сообществах иберийско-андалузских гончих стая распадалась на более мелкие группы, образованные в первую очередь кобелями, к которым избирательно присоединялись те или иные суки.

Глава 9 АГРЕССИЯ И СТРАХ

Необходимо более подробно коснуться такого понятия, как агрессия. В старой российской кинологической литературе агрессию часто называли «активно-оборонительной реакцией», что является неверным. Говоря об агрессии в настоящее время, подразумевают агрессивное отношение к особям своего вида или того вида, который входит в стаю, сообщество.
Некоторые ученые, в том числе К. Лоренц, полага-ли, что агрессия такой же инстинкт, как, скажем, пищевой. Им удавалось разложить агрессивное поведение на три акта, присущие всем инстинктам: поиск цели (не пищи, так противника), взаимодействие с уже обнаруженной целью (не поедание пищи, а драка) и покой после достижения цели. Современные ученые считают агрессию лишь формой проявления других инстинктов:
территориального, т.е. защиты своего участка от чужаков;
иерархического, т.е. утверждения своего социального ранга в стае;
полового, т.е. агрессии самцов и самок по отноше-нию друг к другу; поэтому у многих видов животных при ухаживании существует сложный ритуал умиро-творения, у сук поза лордоза – готовности к спарива-нию – отчасти напоминает позу подчинения;
родительского, т.е. защиты потомства;
инфантицида, агрессии родителей к детенышам, своим или чужим; волчицы и особенно суки абориген-ных пород способны уничтожать чужих щенков (значительно реже агрессию к щенкам проявляют кобели); агрессия к подрастающим щенкам способствует их расселению – они отправляются захватывать новые территории.
Об охотничьей или пищевой агрессии можно гово-рить только в том случае, если добыча по силам соиз-мерима с хищником. Не проявляем же мы агрессии, скажем, к колбасе?! У Дж. Лондона есть прекрасный рассказ о золотоискателе, засыпающем у костра в ок-ружении волчьей стаи, которую возглавляет собака-вожак. Не вдаваясь в проблему особенностей по-ведения волчье-собачьих гибридов или одичавших собак (ситуация, описанная автором, в целом неправдоподобна), можно выделить, однако, одну деталь, которая поражает своей точностью: волки смотрели на человека без всякой злобы, повиливая хвостами от возбуждения и облизываясь...
И все же в первую очередь агрессия – это механизм регуляции социальных отношений. Обратной стороной агрессии всегда является страх.
Высокоранговая собака угрожает противнику. Но если противник примет позу подчинения, драки не бу-дет
Агрессия определяется содержанием в организме и соотношением гормонов – адреналина, дофамина, эн-дорфина и тестостерона. Первый относится к стрессо-вым гормонам, два других определяют общее состоя-ние и настроение, а последний – половой статус. Био-химические показатели носят наследственный харак-тер, т.е. у агрессивных родителей рождается агрессив-ное потомство. При одомашнивании практически всех животных человек отбирал из них тех, кто был наиме-нее агрессивен к нему. Но как уже говорилось, собака всегда занимала особое место – ведь человек во все времена нуждался в надежном стороже и боевом друге. Поэтому одни породы до сих пор сохраняют злобу и недоверчивость к посторонним, а у других пород проявление агрессии крайне редко как по отношению друг к другу, так и по отношению к человеку.
Низкоранговая собака в позе подчинения: хвост прижат, голова опущена, присела на лапах
Доминантность разных пород собак резко отличается друг от друга. Четко выраженные ранги и иерархическая структура стаи наблюдаются у собак, способных к агрессии. Это традиционно служебные для России породы: южнорусские, немецкие и восточноевропейские овчарки, ротвейлеры, ризеншнауцеры, эрдельтерьеры, доги, боксеры, а также аборигенные породы – кавказские и среднеазиатские овчарки. Сглажены ранговые отношения у собак-компаньонов, отбор на агрессивное поведение которых при селекции не проводился (рет-риверы, лабрадоры, кокер-спаниели, бобтейлы, за ис-ключением выщепления из общего генофонда отдель-ных агрессивных особей, подлежащих выбраковке).

Волки имеют две формы охотничьего поведения: индивидуальную охоту на мелких зверей и птиц и стайную охоту на превосходящего по силам противни-ка. У охотничьих пород собак охота на любых живот-ных происходит в «стае» с человеком. Исключение со-ставляют те аборигенные породы, которых держат на полувольном содержании: часть пищи они добывают себе сами. Например, среднеазиатские овчарки, при-ученные к скоту, никогда его не трогают (собаки с от-клонением в поведении просто уничтожаются), но ло-вят мышей, ящериц и другую мелкую добычу. В отли-чие от них, ездовые собаки, привезенные в среднюю полосу с Севера, начинают активно гоняться за ло-шадьми или коровами, в то время как в тундре они сами добывают себе леммингов, птиц и вообще всякую живность, с которой сумеют справиться. Точно так же и охотничьи собаки, выросшие в городе, могут нападать на домашних животных, оказавшись в деревне. Довольно редко аборигенные или охотничьи породы рассматривают как добычу других собак. Выбор чаще всего падает на тех собак, которые ведут себя иначе, чем они: либо дворняжек, либо мелких собачек, чьи хозяева не приучили своих питомцев нормально общаться с другими собаками. Такие собаки в нарушение всех собачьих ритуалов сначала нападают с лаем, потом убегают. В общем, они ведут себя как «добыча». И выход тут только один: обучать своих собак общаться друг с другом, пресекать любые попытки гоняться за иными домашними животными, а при необходимости – соблюдать осторожность и водить своих питомцев на поводке.
Охотничье поведение проявляется у щенков в том же возрасте, что и социализация (см. главу 14 «Разви-тие щенков: до рождения и после»). Ранжируясь между собой, они тренируются наносить укусы. В это же время щенки наиболее активно реагируют на движущиеся предметы – это общий инстинкт для любых пород собак. Однако настоящее охотничье поведение формируется у тех пород, у которых оно востребовано человеком.
Охотничьим собакам необходимы хорошее чутье (верхнее и нижнее), поиск и страсть к добыче. Эти эле-менты поведения закреплены генетически.
Злобу к зверю, агрессию проявляют, например, лайки, работающие не только по медведю, рыси, но и по семейству куньих – от россомахи до колонка, а также терьеры и таксы, которые нападают на добычу в норе, на территории самой жертвы. В книге «Охотничье собаководство», в частности, говорится: «По своему отношению к медведю лайки могут быть разделены на собак трусливых, поджимающих хвост и убегающих в страхе от зверя, собак, облаивающих медведя на расстоянии, но не дающих ему хваток (это так называемые берложницы, пригодные для розыска берлог), и, наконец, на собак смелых и злобных, не только облаивающих, но и дающих медведю при удобном случае хватки. Эти последние называются бойцовыми лайками».
Не правда ли, результаты напоминают те, что полу-чил Л. В. Крушинский в экспериментах с немецкими овчарками и эрдельтерьерами?
И далее в той же книге: «При правильном воспита-нии и притравке лаек к медведю у хорошего, смелого охотника из более злобных, вязких берложниц могут вырабатываться бойцовые собаки.
Одиночные бойцовые собаки, способные остановить медведя, очень редки.
Малое количество бойцовых собак в ряде случаев зависит от того, что не организована систематическая притравка их к медведю». Следовательно, агрессия у охотничьих собак, как и у служебных, передается по наследству, а все остальное зависит от воспитания и обучения. Разные проявления охотничьего инстинкта требуют закрепления и совершенствования с помощью условных рефлексов, накопленных в индивидуальном опыте собаки.
Обучение большинства пород начинается в семи-восьмимесячном возрасте (в том же возрасте, когда у волков прибылые начинают сопровождать переярков в их охотничьих экспедициях). Для многих пород в пер-вый поход на охоту советуют брать с собой уже взрос-лую, опытную собаку – она лучше человека научит щенка наиболее удачным охотничьим приемам. Ну а если такой собаки нет, то самому охотнику приходится брать на себя роль учителя.
Охотничье поведение у разных пород проявляется по-разному. Например, лаек учили убивать прибылых волчат на «логовах» (охотничье выражение, т.е. в логове), закрепляли явление, близкое к инфантициду.
Лайки, гончие, легавые обыскивают угодья впереди и по обеим сторонам движения охотника, работая чутьем, но активно используя также слух и зрение. Самый рациональный поиск – челноком, как у розыскных служебных собак, – они осваивают далеко не всегда, однако некоторые, чаще легавые, пользуются им после специального обучения.
Совершенно особую группу составляют борзые: они работают исключительно с помощью зрения.
Садки борзых с XIX в. традиционно проводились по зайцу (кролику в странах Западной Европы или Америке) на резвость и на злобу по волку. Они собирали множество зрителей. В первом случае за каждым зверьком пускали по две борзых. Заяц мчался по чистой площадке садочного поля и, если успевал юркнуть в открытые воротца зайчатника (или крольчатника), сохранял себе жизнь... до следующего раза. Борзых сравнивали, и победившая получала приз. (Позднее из таких садков родилось спортивное направление с использованием борзых – курсинг – гонки за механическим зайцем.) Злобу к волку проверяли так: пускали борзую в одиночку на прибылого, парами – на переярка и сворой (по три) – на матерого.
С восточными аборигенными борзыми (тазами, тайганами) охотились чаще всего на лис и зайцев, но иногда и на копытных, распространенных в той или иной местности (косулей, сайгаков, джейранов и др.). В Средней Азии с тазами охотились по ночам на барсука: собака догоняла зверька, не давая ему уйти в нору. Подоспевший охотник прижимал барсука рогулькой. Тазы и тайганы ловили даже сурков. Охотник с собакой подкрадывался к сурковой колонии и из-за укрытия высматривал отошедшего от норы зверька, потом показывал его собаке. Опытная собака ползла на брюхе, подкрадываясь к сурку, и стремительным броском отрезала ему путь к норе. Горных козлов борзые загоняли в скалы на отстой до подхода охотника с ружьем – такая манера скорее напоминала работу гончих или лаек. Волка восточные борзые брали группами по две-три собаки.
Кроме того, восточные борзые работали не только вместе с человеком, но и с ловчими птицами – сокола-ми, беркутами. В этом случае собаки выгоняли зверя из кустов, а охотник пускал птицу.
В прежние времена охотились с большой стаей гон-чих. При этом, как и борзым, собакам приходилось двигаться вместе с конными охотниками. Они были обучены взаимодействовать друг с другом: кучно «течь» в одном направлении, избранном охотником, не отвлекаясь на отдельных выскочивших зверей, «подваливать» на голос собак другой стаи, нашедших нужного зверя. По окончании охоты стая созывалась звуком охотничьего рога. С переходом на подружейную охоту, когда пеший охотник брал с собой одну-две собаки, потребовались другие качества: лучшее взаимодействие с человеком и умение в одиночку найти и погнать зверя. Если у охотника нет уже обученной собаки, то даже «скидки» зайца ему приходится разбирать самому и показывать молодой собаке потерянный след!
Характерное для легавых поведение – потяжка (замедленное движение к дичи против ветра), стойка (замирание в определенной позе перед птицей) и подводка (осторожное движение к птице после стойки по приказу охотника) – складывается как из наследственной для данной породы программы (характерный тип стойки), так и обучения. Оно сформировалось из естественного поиска добычи по запаху, подкрадывания к ней так, чтобы она не почуяла охотника (движение против ветра), кратковременного замирания перед броском и бы-строго броска, чтобы схватить жертву. Подкрадывание легавой должно быть таким, чтобы не спугнуть птицу, но быть на виду у охотника. Стремление броситься и схватить дичь пресекается, собаку обучают медленно вспугивать ее, чтобы дичь взлетала достаточно спокойно, удобно для выстрела, во время которого собака должна припасть к земле.
Все охотничьи породы приучены отдавать убитую добычу охотнику – иначе смысл охоты теряется! Бор-зым и гончим дается запрещающая команда, некоторые легавые сами подносят убитую птицу охотнику. Многие породы специально выводились для поиска и подачи убитой птицы (например, ретриверы). Иначе говоря, долгое время шел отбор на апор-тировку, естественным прообразом которой служили игра и таскание съедобных и несъедобных предметов в зубах.

Традиция травли одних животных другими пришла к нам давным-давно. Собаками травили быков, хищных зверей, терьерами – крыс. Селекция терьеров в Европе привела к появлению бойцовых собак – бультерьеров, питбулей, стаффордширских терьеров и т. д. Хотя в других странах были свои бойцовые породы: в Японии – тозя-ину, Азии – среднеазиатские овчарки (туркменские алабаи). Бойцовое прошлое некоторые авторы приписывают эрдельтерьерам. Так, в книге «Эрдельтерьер» рассказывается о 45-минутной схватке суки-эрдельтерьер Флосс с сукой предшественником стаффордширского терьера – бульд-энд-терьер. Послед- няя лидировала в течение получаса, но Флосс все же убила ее. А на берегах реки Эйр терьерами травили водяных крыс. Собаки находили крысиную нору, туда запускался хорек, чтобы выгнать крысу, и, когда та бросалась в воду и проплывала, не высовываясь наружу, до тридцати с лишним метров, на нее спускались собаки. Чтобы обнаружить крысу, они плавали кругами, кидались на крысу каждый раз, когда она показывалась на поверх-ности. Награду получала собака, убившая крысу.
По мере развития цивилизованных отношений при-нимались правила, запрещающие собачьи бои и травлю многих животных.
В бойцовом поведении собак смешиваются два по-веденческих механизма – охотничье поведение (напомним: агрессия проявляется только к противнику, сопоставимому по силе с охотником) и выяснение ранговых отношений, при которых агрессивное поведение почти не снижается позами подчинения, что достигалось селекционной работой. Бои происходят на территории, одинаково незнакомой двум животным, поэтому территориальное поведение не имеет серьезного значения, хотя победителем считается тот, кто вытесняет противника с ринга.
Выше уже говорилось, что понятие «добыча» для хищников семейства псовых может проходить по од-ному и тому же виду: ручные волки считают знакомых собак членами своей стаи, а чужих – добычей. То же относится и к собакам, поэтому в некоторых странах считается опасным обучать бойцовые породы агрессии к людям. Правда, результаты такого обучения бывают самые разные.
В России собачьи бои сначала были легальными, хотя и вызывали бурю негодования у защитников жи-вотных. Впоследствии их запретили, и они стали про-исходить подпольно. В результате завезенная масса бойцовых пород – бультерьеры, американские и анг-лийские стаффордширские терьеры – оказалась безра-ботной. Волна увлечения этими породами схлынула, и их численность уменьшилась. Более того, как и на За-паде, произошло «перепрофилирование» пород. Бойцовые качества привозных собак, которые не поддерживались жестким селекционным отбором, стали быстро теряться в последующих поколениях. Например, у стаффордширских терьеров выявилось одно несомненное достоинство – крепкая, стрессо-устойчивая психика. В результате они оказались пригодны практически для любого использования и любой дрессировки, в том числе собак-компаньонов. Все зависит от начальной дрессировки, полученной еще щенком.
Однако в руках полуграмотных и малокультурных владельцев агрессивные собаки до сих пор представля-ют опасность. Однажды в специализированном журна-ле по отдельной породе проскочила статья, как обучить собаку драться, используя и охотничью, и ранговую методики. Читать эту статью, в которой к беспородному щенку предлагалось привязывать мясо, чтобы возбудить дикие инстинкты тяги к крови, честно говоря, нормальному человеку без садистских наклонностей было мерзко... Настоящие знатоки боев утверждают, что тренировать собак можно, только используя равных по силе противников. Поощрение нападения бультерьера, скажем, на беспородную собаку сравнимо с тем, как мог бы тренироваться бок-сер-тяжеловес, сшибая на улицах старушек и детей.
Подпольные бои все еще проводятся. Но интерес к ним не так уж и велик, в том числе и потому, что они оказались... незрелищными мероприятиями. Две сце-пившиеся собаки, которые грызутся на малом про-странстве, не выпуская противника из зубов, стараются добраться до глотки или шейных позвонков, достаточно скоро надоедают зрителям. Они остаются интересными только профессионалам.
Естественные ранговые, по большей части ритуаль-ные бои кобелей – с напряженной позой угрозы и позой подчинения слабейшего, покидающего чужую территорию, – на самом деле производят куда более сильное впечатление!
Со слов профессора К. Горелова, количество турк-менских алабаев на их родине, в Туркмении, резко возросло именно благодаря возрождению интереса к собачьим боям. Пастухи намеренно стравливают псов в свободное от пастьбы время, но это лишь развлечение, а сильные, здоровые собаки реально нужны им для охраны овец от волков.
Поэтому, судя по всему, будущего у собачьих боев все же нет.

Глава 12 «ЯЗЫК» СОБАК

Собака, как уже говорилось, социальное животное. Все современные дикие родственники собак ведут стайный образ жизни, и существование собак вне стаи немыслимо.
Под общением у животных понимают влияние поведения одной особи на поведение другой. При общении происходит согласование поведения и получение информации об окружающей среде не непосредственным путем, а через информатора, что иногда бывает крайне важным, а также передача опыта, когда одно животное в поведении подражает другому.
Общение происходит с помощью сигналов. Одной из характеристик любого сообщества животных является наличие коммуникаций, т.е. способа передачи сигналов. Чем выше организовано животное, тем сложнее коммуникации, тем больше объем передаваемой информации.
Какая же информация заключена в «языке» живот-ных?
Идентификация отдельной особи («это я!») или целой группы («это мы!»).
Прогноз того, что данное животное сейчас сделает: нападет, убежит, начнет ухаживать, предложит следо-вать за собой или разделить какое-то действие (игру или даже поедание найденной пищи).
Предупреждение о замеченной опасности.
Сложные абстрактные понятия, которые передает человек с помощью речи – второй сигнальной системы, – собакам недоступны. Поэтому слово «язык» животных взято в кавычки.
Зато собаки прекрасно передают свое эмоциональ-ное состояние и столь же легко воспринимают эмоцио-нальное состояние человека.
У собак существует три типа коммуникаций.
Химическая, или хемокоммуникация, – с помощью пахучих веществ. Собаки метят свою территорию, за-пасы пищи, а то и друг друга. Владельцы собак знают, какому пристальному вниманию они подвергаются, когда возвращаются из гостей, посещая те дома, где есть свои домашние любимцы. Их собственные животные долго и придирчиво обнюхивают хозяев, едва удерживаясь от желания поставить на них собственную метку. Кстати, у дворовых псов это принято, особенно во время спаривания, они вполне могут поднять лапку на свою партнершу. Вполне благовоспитанные домашние собаки способны надуть лужу, если в квартиру приведут чужака. Кобели делают это чаще, но иногда так поступают и суки. Наказывать собак за это бесполезно, так как это является естественной реакцией.
Все собаководы видели, как собаки метят террито-рию – столбики, деревья, бугорки, – и знают, какую богатую информацию получают их четвероногие любимцы от этих меток. По запаху собаки определяют пол, возраст, физиологическое и эмоциональное состояние, ранг друг друга, даже узнают, какую пищу перед этим ели и чем занимались. В состоянии течки суки метят территорию, привлекая кобелей. Кобель и сука в результате взаимного обнюхивания определяют симпатию или антипатию друг к другу, а может быть, и генетическую совместимость, не говоря уже о состоянии половой охоты.
Замечательное описание того, как собаки пользуются своими СМИ – столбиками, – находим в рассказе Э. Сэтона-Томпсона «Бинго» из его легендарной книги «Рассказы о животных»:
«Я видел, как Бинго подходил к столбу, нюхал, ис-следовал землю вокруг него. Он рычал, ощетинивал шерсть и, сверкая глазами, принимался яростно и с презрением скрести землю задними ногами. В переводе на человеческий язык это означало следующее: «Опять эта грязная дворняга, пес Мак-Картни! Я ему задам сегодня ночью».
В другой раз случалось, что, обнюхав столб, Бинго внезапно с волнением изучал след шакала. «След шакала, идущий с севера и притом пахнущий околевшей коровой. Это стоит расследовать».
Иногда же он принимался махать хвостом, бегал кругом и возвращался к столбу, чтобы еще заметнее сделать свое посещение, – может быть, для того, чтобы его брат Билл, вернувшийся из Брендона, узнал его. Таким образом, вовсе не случайно однажды вечером Билл явился в гости к Бинго...
Бывало и так, что весть, которую Бинго узнавал у столба, потрясала его до глубины души. Тогда он бежал по следу к следующей станции, чтобы там получить более свежие новости.
Порой я замечал, что он внимательнейшим образом осматривал столб, точно спрашивал себя: «Кто это мог быть?..»
Или как будто размышлял, исследуя столб: «Кажется, я встречался с ним прошлым летом у переправы?»»
Однако столбик столбику – рознь! Во-первых, желательно, чтобы он был уже помечен предшественниками, во-вторых, он должен чем-то привлекать внимание, отличаться от похожих столбиков – быть или выше, или шире, или с какой-нибудь отметиной.
В нашем доме жил слепой доберман-пинчер. Я об-ратила внимание, что он, хотя и вынюхивал те места, где оставили свои метки другие кобели, чаще, чем они, поднимал лапку на ровном месте. Мне несколько раз приходилось ездить в поездах дальнего следования с собаками, в том числе с эрдельтерьером Джоем. Мы выскакивали на перрон на тех станциях, где поезд стоял не менее десяти минут, и принимались метаться в поисках подходящего места для того, чтобы пес мог задрать лапку. Ну, ясное дело, люди будут возражать, если он сделает это на клумбе с цветами, украшающей вокзал. А ровные рельсы, поросшие чахлой травкой и пахнущие мазутом, его не привлекали! В считанные минуты нужно было найти угол какого-нибудь забора, пучок травы или столбик, где отметился местный Бобик. Конечно, мы с собакой решали эту задачу, но как я нервничала, опасаясь, что поезд тронется! С суками, кстати говоря, проблем было меньше: мои ризеншнауцеры, Гретхен и ее дочь Мойра, соглашались присесть и на железнодорожные пути.
2. Звуковая, или акустическая, информация – вся гамма звуков, которые издают собаки – лай, вой, рычание, визг, скуление и т. д. Есть звуки фоновые, а есть звуки, несущие информацию. Собака лает от возбуждения, оно может быть вызвано страхом, растерянностью, радостью, яростью. Очень часто лай – это призыв к какому-то общему действию, например игре, или приглашение следовать за собой. Лай или рычание – сигнал тревоги, выражающей настороженность и предупреждение, обозначение посторонних раздражителей – появление чужих людей или животных. Вой – чаще всего сигнал одиночества, призыв собраться вместе. Скулить собака может и от боли, и от нетерпения.
Все звуки, издаваемые собаками, – прекрасная ин-формация об их состоянии и намерениях на ближайший момент. Можно подойти к отчаянно лающей чужой привязанной собаке, если речь не идет о нарушении кинологической этики, и безбоязненно погладить ее. Ведь она лаяла от скуки и одиночества! Но следует обойти подальше привязанную собаку, которая либо рычит, либо в ее лае слышатся агрессивные или трусливые нотки: укусить собака может, как известно, и от злости, и от страха, особенно если ей некуда деваться.
3. Зрительная, или визуальная, коммуникация – все богатство демонстративных поз: позы угрозы, подчи-нения, приветствия, ухаживания. Кроме демонстратив-ных поз, существуют еще микродвижения, аналогичные человеческой мимике. Кстати говоря, собаки прекрасно ориентируются в настроениях хозяина, лишь взглянув ему в лицо, – они тоже «считывают» информацию, задаваемую мимикой. Помимо этого они улавливают человеческие микродвижения и очень часто ориентируются по ним. Особенно это заметно во время дрессировки: дрессировщик способен совершенно непроизвольно подсказать своему питомцу правильное решение или, наоборот, сбить его с толку. Такое умение постичь настроение и угадать его желания подчас граничат с мистикой. Именно поэтому про собак часто говорят: «Они все понимают, но сказать не могут!»
Позы самих собак бывают так выразительны! Их понимание – ключ к управлению: можно предотвра-щать драки, вовремя отзывая собак, или, наоборот, не вмешиваться, если становится ясно, что собаки соблю-дают ритуал обнюхивания и драка не предвидится.
Собака в спокойном состоянии
Несведущие люди часто говорят: «Кто ее, собаку, знает, что у нее на уме?» На самом деле у собаки на морде буквально написано все, что она сделает в сле-дующий момент. Собака «говорит» ушами (прижаты они или насторожены), глазами, губами и зубами: стя-нутые в угрозе губы, наморщенный нос – признак ре-шимости, а оскаленные зубы, но растянутые в «полу-улыбке» челюсти – признак неуверенности. Неожиданность поступков можно объяснить лишь ненаблюдательностью человека.
Если собаки научаются понимать нас, то чем мы хуже?! Мы тоже вполне способны овладеть собачьим «языком» – запомнить все увиденные позы, принимае-мые собаками, и нюансы издаваемых ими звуков, что-бы безошибочно предсказывать поведение как собст-венных питомцев, так и всех встреченных собак. Нам не постичь лишь языка запахов...
Собака, уверенная в себе, угрожает: уши прижаты, кожа вокруг носа наморщена, уголки губ стянуты, оскалены только передние зубы. Чем менее она уверена в себе, тем оскал будет шире Собака напугана: уши прижаты, голова опущена, вид «виноватый»
Знаменитый конфликт между кошками и собаками обусловлен тем, что эти животные «говорят на разных языках». Их «язык» зачастую прямо противоположен. Например, собака, опрокинувшаяся на спину, демонст-рирует позу полного подчинения. А для кошки упасть на спину, выставив вперед все четыре лапы с когтями, – это крайняя степень защиты. Можно себе представить, какой шок получит собака, попытавшаяся обнюхать такую кошку! Однако поведение наших домашних любимцев настолько пластично, что они приспосабливаются друг к другу, выучив «иностранный язык».
Мой старый кот трется о ноги собак, выгнув спи-ну, точно так же, как и о мои. А среднеазиатка, при-шедшая в нашу стаю позже всех, в таких случаях на-клоняется и начинает мусолить его языком, выражая приветствие доступным ей способом.

Разница в поведении сук и кобелей

Разница в поведении сук и кобелей бывает отчетли-во заметна. Суки, как правило, более привязаны к человеку, мягче в обращении, менее агрессивны, легче дрессируются. Кобели более драчливы, у них может доминировать половое поведение, и тогда они убегают от хозяев в поисках суки. Суки поступают так во время течки. Волки, предки собак, ведут моногамный образ жизни, т.е. пары у них образуются на долгий срок; в выращивании потомства принимают участие оба родителя. Домашние собаки обыкновенно полигамны, вязка породистых собак происходит под присмотром человека, некоторую тенденцию к помощи в выращивании потомства проявляют лишь отдельные кобели, чаще аборигенных пород (например, ездовые собаки).
Естественные гормональные циклы сказываются и на поведении сук. Перед течкой собаки становятся пе-ревозбужденными, во время течки – ласковыми и игривыми, значительно менее агрессивными к любым другим собакам, после течки постепенно успокаиваются, а если у них начинается ложная беременность, то они опять становятся ласковыми только к знакомым людям и более агрессивными – к другим собакам. И в самом деле, природа говорит собакам, что во время течки надо найти полового партнера и повязаться с ним, а после течки – начать оберегать себя во время беременности, найти и построить место для логова, а когда родятся щенки – защищать их от всех, в том числе и от представителей своего вида. Это описание, так сказать, общей тенденции, из которой бывают исключения (например, суки проявляют агрессию к кобелям даже в период по-ловой охоты), которые зависят от индивидуальных особенностей собаки.
Природные механизмы ограничивают агрессивные столкновения сук и кобелей. Как правило, у собак, ко-торые выросли в нормальных условиях – при общении друг с другом, – настоящие драки между разнополыми собаками невозможны. Они ограничиваются коротки-ми стычками – за косточку, игрушку, при этом суки имеют определенные преимущества. И лишь бойцовые или охотничьи собаки могут нарушать запреты, воспринимая других не просто как чужаков, но иногда и как особей другого вида.
Садки друг на друга однополых собак случаются, как правило, во время игры молодых животных. И че-ловеческое восприятие «фу, как не стыдно!» не имеет к такому поведению никакого отношения, являясь всего-навсего очередным антропоморфизмом. Очень часто игровые садки переходят в установление ранговых отношений, и в дальнейшем их совершают лишь доминирующие животные. Иногда суки делают садки друг на друга во время течки или ложной беременности.

Собачья свадьба

Если речь идет о беспризорных собаках, то собачьи свадьбы совсем не такое стихийное и неупорядоченное действие, как это может показаться. Мы можем наблюдать весь спектр перехода от моногамии к полигамии. Суки спариваются в первую очередь с самым сильным и привлекательным кобелем, являющимся доминантом. Количество кобелей, которым удается спариться с сукой, зависит от ее индивидуальных особенностей. Если кобелей больше, чем один, то это не случайные кобели, а одной с ней стаи – живущие на той же территории, что и она. (В случайном порядке частенько спариваются суки, убежавшие от хозяина во время течки.)
Эструс, т.е. течка, в норме бывает у сук два раза в год и длится от 2 до 3 недель. Перед течкой (иногда за месяц) собака может резко сбросить вес, становится необыкновенно игривой или просто перевозбужденной, плохо реагирует на команды хозяина. При этом она метит территорию: часто присаживается и делает понемножку, оставляя пахучие капельки. Первыми признаками течки служит увеличение петли, или вульвы, причем сука постоянно ее вылизывает. В начале течки у суки появляются ярко-красные кровянистые выделения из петли. Иногда собака следит за собой, чтобы не оставить лишних следов, и тщательно подлизывается. Это бывает в том случае, если она находится рядом с дру-гой, доминирующей собакой или на территории, кото-рую считает враждебной. Такое поведение более характерно для сук аборигенных пород. Кроме того, первая течка у них часто выглядит смазанной, почти бескровной. Лучший способ проверки – промокнуть вульву белой салфеткой или куском ваты. Большинство собак заводских пород не стесняются оставлять свои следы прямо в квартире; иногда хозяева одевают им на этот период штаны.
Поначалу сука заигрывает с другими собаками, но отвергает ухаживания кобелей. Постепенно выделения бледнеют, а количество их увеличивается. Наступает период, когда происходит овуляция и оплодотворение становится возможно. В это время из яичников выходит от 4 до 20 незрелых яйцеклеток, дозревающих еще в течение несколько дней или часов. (Но природа и об этом позаботилась: активная сперма сохраняет подвижность до двух суток после вязки, что повышает возможность оплодотворения.) Готовность к спариванию, так называемая половая охота, наступает обыкновенно на 11–13-й день течки. Однако у каждой собаки складывается свой цикл. В редких случаях суки могут течь как 3-4 раза в год, так и один. Хотя нормой это все же назвать нельзя. Первое более характерно для собак заводских пород, второе – для аборигенных. И вяжутся одни из них, когда положено, но есть такие, что спариваются с представителем противоположного пола уже на 3–4-й день, а некоторые ухитряются обзавестись щенками и после вязки на 18–19-й день течки.
О готовности суки к спариванию во время течки го-ворит поза лордоза (подставления): собака замирает, отводит хвост в сторону, если ее просто погладить, и по спине проходит волна мышечных сокращений.
Для получения плановых щенков сук обыкновенно вяжут два раза, осуществляя через день так называемую контрольную вязку. (Это обеспечивают большую вероятность оплодотворения яйцеклеток сперматозоидами, когда и те и другие проявляют максимум жизнеспособности.) В естественных условиях, даже если кобель и сука спаривались на протяжении 4-6 дней, все оплодотворенные яйцеклетки прикрепляются к стенкам матки одновременно, поэтому роды не растягиваются до не-скольких суток, обычно они заканчиваются через 3–6 часов.
Глядя на все увеличивающееся число бродячих со-бак, неопытный владелец полагает, что повязать собак – это пустяковое дело! Как бы не так! Оказывается, это целое искусство. «Невест» привозят в дом «женихов» и почти никогда наоборот. Некоторые племенные псы и так норовят отправиться на поиски таинственной и прекрасной незнакомки; если такое настроение поддержать, то они станут делать это на каждой прогулке. К тому же не надо забывать о межполовой агрессии: со своей территории суки склонны прогонять даже кавалеров. На всякий случай во время вязки обеим собакам средних и крупных агрессивных пород рекомендуют надевать намордники и вообще приглашать опытного инструктора, который поможет неразумным, но породистым собакам сладить свои дела.
Разумеется, существует природный ритуал ухажи-вания, но, к сожалению, его соблюдение не всегда удобно для владельцев. Поэтому на ограниченной тер-ритории, например в квартире, принята ручная вязка. Собак в намордниках подводят друг к другу и едва да-ют обнюхаться, после чего всячески помогают – при-держивают и поддерживают. Хотя часть старых соба-ководов, владельцев охотничьих или служебных собак полагают, что плох тот кобель, который не сумеет все сделать сам...
Тем не менее с собаками, которые вяжутся впервые, возникает масса проблем. Суки садятся, ложатся, вырываются и огрызаются. Кобели так спешат, что в буквальном смысле слова не знают, что делать, с какой стороны пристроиться. Большего успеха добиваются «обходительные кавалеры», которые сначала полижут петлю у суки и, как говорят опытные заводчики, «пошепчут» ей что-то на ушко, т.е. исполнят хотя бы часть положенного ритуала. Для естественной вязки годится приусадебный участок или нейтральная для обеих собак территория с минимальным количеством посторонних раздражителей. Однако ручная вязка все же надежнее.
Кобель делает несколько садок, прежде чем ему удается повязать суку. Имевшая опыт сука стоит спо-койно и поднимает петлю навстречу половому члену кобеля. Крепко обхватив туловище суки передними лапами, пес совершает активные и сильные толкающие движения. При попадании полового члена кобеля во влагалище суки луковицеобразное расширение у его основания наполняется кровью, половой член напряга-ется, а луковица разбухает. Кольцевой мускул-сжиматель влагалища крепко удерживает половой член кобеля внутри влагалища суки. С этого момента обе собаки находятся в состоянии замка – они крепко связаны и не могут разойтись, – и это длится в среднем 20 минут. Хотя случаются продуктивные вязки и без замка.
После окончания семяизвержения кобель изменяет положение: по очереди переносит одну из передних лап, потом и соответствующую заднюю через корпус суки. Теперь он стоит на всех четырех лапах и разворачивается, как правило, головой в противоположную от суки сторону.
Если вязка происходит в присутствии владельцев, то они ждут, пока собаки смогут разойтись, присев рядом и придерживая своих питомцев за ошейники. Им остается компенсировать укорочение природного ритуала ухаживания спокойным и ласковым обращением со своими любимцами.
И у сук, и у кобелей иногда складываются свои, со-вершенно неожиданные предпочтения. Например, для моего первого пса, эрдельтерьера, первой сукой, слу-чайно встреченной в состоянии течки, оказалась ры-жая колли. Это столь сильно врезалось ему в память, что всю оставшуюся жизнь он, конечно, бегал за лю-быми суками в таком состоянии, но предпочтение все же отдавал рыжим колли! Одна из ризенушек, своевременно повязанная представителем своей породы, в течку делала стойки и призывно скулила, увидев именно соплеменников. У одной моей знакомой овчарка пожелала повязаться с другом детства, маленьким беспородным песиком, и перехитрила-таки свою хозяйку! (Та полагала, что разница в размерах не даст собачьим Ромео и Джульетте соединиться.) Сука приняла позу подставления почти из положения лежа! Так что я бы не рекомендовала спускать сук с поводка, пока течка не закончится, если, конечно, вам не нужен целый «подол» метисиков.

Устройство гнезда, а также поведение суки при ро-дах – освобождение плода от плодных оболочек, пере-грызание пуповины, поедание последа, облизывание щенка – происходит инстинктивно, согласно генетиче-ски заложенной программе. Однако опытные, уже ро-жавшие суки делают это лучше, чем молодые. Наслед-ственная программа обрастает условными рефлексами. Молодые, неопытные суки могут нечаянно передавить, а то и съесть щенков. В природе уничтожение слабых или больных детенышей является нормой.
Импринтинг сукой собственных щенков происходит в момент облизывания щенка и тогда, когда щенок, самостоятельно добравшись до соска, начинает сосать, массируя сосок передними лапками. Если излишне заботливый владелец, принимая роды у своей питомицы, сам вскроет околоплодный пузырь, перережет пуповину, вытрет щенков и на какое-то время поместит их на грелку в ожидании появления на свет следующих, то сука впоследствии с трудом примет этих щенков, не признав их за своих.

«Запасные» мамы

С точки зрения ветеринаров, ложная беременность – это, разумеется, болезнь, связанная с гормональными нарушениями, которую необходимо лечить. Проявляется она в том, что самки домашних любимцев через два месяца после каждой течки, не будучи оплодотворенными, как бы «рожают», а потом начинают лактировать и кормить несуществующих детенышей. Неотсосанное молоко перегорает, что ведет к маститам и даже опухолям. У животных может повышаться температура и резко меняется поведение: они строят гнездо, роя нору в углу комнаты или разрывая обивку диванов и подушек, играют в игрушки щенков, таская в зубах мелкие мягкие предметы, а то и начинают защищать этих воображаемых детенышей от собственных хозяев. Не-смотря на лечение, подобное состояние повторяется вновь и вновь. Почему?
Да потому, что это природный механизм, способст-вующий выживанию не только своего, но и чужого по-томства! Альтруизм – забота о слабых и немощных – придуман не человеком. Он существует в природе в форме отбора родичей у животных, ведущих социаль-ный образ жизни: настоящие матери, почему-либо по-терявшие детенышей, способны усыновлять сирот или помогать другим, многодетным матерям. Чаще это происходит по отношению к членам своей стаи, изред-ка объектом заботы становятся совершенно посторон-ние малыши.
Обратная сторона отбора родичей, наоборот, унич-тожение чужих детенышей – одна из форм инфантици-да. На это способны и самцы, и самки. Какая тенденция возобладает, зависит от многих факторов: у самок – от избытка или недостатка молока и личных особенностей характера, у самцов – от силы проявления территориального инстинкта и агрессивности.
Но вернемся к ложной беременности. Природе показалось мало, что кормящая мать способна выходить не только своих, но и чужих детей. При необходимости выкормить помет может вообще нерожавшая сука! И ложная беременность обеспечивает постоянное наличие таких «запасных» мам. В выхаживании и воспитании выводка им деятельно помогают подросшие, но еще не рожавшие дочери. Они учатся материнству, так сказать, на практике.
Для появления ложной беременности нужны опре-деленные предпосылки: во-первых, наследственные (есть высоко-, а есть и низкомолочные линии собак – совсем как у коров!), во-вторых, зависящие от влияния внешней среды (наличие достаточного ко-
личества корма и отсутствие перенаселения, веду-щего к стрессам и пропаданию молока даже у нормальных сук), в-третьих, поведенческие (наличие чужих щенков провоцирует усиление лактации) и, в-четвертых, обусловленные индивидуальными особен-ностями (среди собак сколько угодно как хороших, так и плохих мам!). В целом чужие детеныши способны рассосать суку до настоящей полноценной лактации.

Какова цена выкармливания детенышей из бу-тылочки?

Мы уже вспоминали чудесную сказку Р. Киплинга «Маугли», повествующую о том, как человеческий де-теныш, выращенный волками, смелый, ловкий, умный друг и повелитель зверей, возвращается к людям, когда приходит пора возмужания...
Действительность, увы, бывает куда прозаичнее! Некоторые ученые изучали детей, выращенных различными животными (хотя до сих пор ведутся споры, а не фантазия ли это!). Фантазия или нет, но проблемой подобных детей занимались профессор А. Джезел из Йельского университета и индийский психолог Р. Синг. Чаще всего выкормить человеческого детеныша удавалось волкам, что и неудивительно, если исходить из того, насколько волки социальны, и из способа кормления детенышей: сначала молоком, потом полупереваренной отрыгнутой пищей. Однако все дети, найденные в логовах зверей в возрасте от 2 до 10 лет, не умели ходить на двух ногах, смеяться или плакать, а не то что говорить. Самыми известными из них в XX в. были сестрички Амала и Ка-мала из Индии. Младшей было около 2 лет, старшей – около 7. Их, прослышав о странных зверях-оборотнях в окрестностях деревни Годамури, выследил и отловил доктор Р. Синг. Было это в 1920 г. Амала умерла, прожив не более года, а Камала провела под наблюдением врачей около 10 лет.
Предположительно Камала прожила с волками не менее 5 лет. Она ходила только на четвереньках, опираясь на ладони и колени или ступни. Причем бегала в таком положении не хуже человека на двух ногах. Боялась яркого света, днем спала, а ночью гуляла по саду. Она не терпела одежды – разрывала ее на куски. Боялась воды и купания, воду лакала, как собака. Первое время ела сырое мясо, раздирая его зубами, без помощи рук. Выла, когда ей было одиноко. Боялась людей, к щенкам проявляла больший интерес, чем к детям. «Очеловечивалась» девочка крайне медленно: лишь на третий год научилась держаться на двух ногах, а через 7 лет – ходить вертикально, но падала на четвереньки, если надо было бежать быстро. Еще более трудно давалась ей человеческая речь. Спустя 4 года Камала как будто понимала вопросы, с которыми к ней обращались, но сама выучила лишь шесть слов. Через 7 лет ее словарный запас составлял 45 слов.
В жизни девочки доктор Синг различал три периода. Первые два года она вела себя как волк. Следующие четыре года она накапливала человеческие навыки, сохраняя при этом и волчьи привычки. И только в последние три года своей жизни начала приобретать человеческие черты: искала общества людей, брала еду руками, пила из стакана. Девушка умерла, развенчав еще одну легенду, что дети, выкормленные зверями, оказываются более сильными и здоровыми.
Подобные эксперименты по изоляции человеческого детеныша человечество периодически ставило на самом себе: в приюты самых разных, вполне цивилизованных стран попадали дети, которых родители-варвары держали запертыми в каком-либо помещении или прикованными к одному месту, лишая развивающего тепла человеческого общения. Восстановление до нормального состояния шло тяжело и впрямую зависело от времени, проведенного в нечеловеческих условиях.
То, что воспринимается однозначно жестоким по отношению к людям, почему-то вызывает сюсюканье по отношению к животным. Человек, укравший из ло-гова какого-либо звереныша, с гордостью рассказывает всем, как он выкормил его из бутылочки с соской и как теперь этот звереныш его любит... Конечно, в жизни бывают разные ситуации: животные могут стать сиротами и без помощи человека не выживут. Очень много книг посвящено попыткам вернуть таких искусственничков в живую природу, в общество соплеменников. Просто выпустить на волю равносильно убийству. Прирученное животное не умеет добывать пищу, спасаться от врагов, находить укрытие от непогоды и абсолютно неспособно установить контакт с другими представителями своего вида, на территорию которого его выпустили, определив ему роль чужака, подлежащего немедленному изгнанию...
Для того чтобы вернуть животное в природу, при-ходится затрачивать много усилий. И вот ученые-биологи, работающие над программой восстановления численности редких видов, вырастив этот редкий вид в неволе, трудятся в поте лица, обучая дикое по природе животное охотиться на добычу, устраивать логово, бояться естественных врагов, и постепенно вводят его в члены стаи, предварительно став ими сами! Но вернемся к щенкам.
Все вышесказанное иллюстрирует тот факт, что по-ведение зависит от созревания и совершенствования нервной системы. Нам кажется, что маленький щенок – ах, пусечка, ах, лапушка! – еще ничего не понимает, вот вырастет, тогда мы и займемся его обучением или он сам все поймет... Но оказывается, что мозг наиболее активно растет и формируется до шести-семинедельного возраста, а потом показатели этого роста резко замедляются. Количество нервных клеток перестает возрастать к четырехнедельному возрасту.